Живые камни

Все на перековку!

(Народный комиссар внутренних дел Н.И. Ежов)

Старший сержант НКВД Феликс Витольдович Ястрзабовский бежал так, как никогда еще в жизни не бегал. Даже быстрее, чем при забеге в честь десятилетия ОСОАВИАХИМа, когда он пересек финишную черту первым. Только теперь он бежал не по беговой дорожке в беговых тапочках, а по сухому кочкарнику в кирзовых сапогах. Сначала он еще слышал крики своих товарищей, но потом уже перестал различать, где их вопли, а где треск горящих веток кустарника и травы.

Хорошо, что еще кустов было не так много, и огонь шел понизу, цепляясь за травостой и только периодически вспыхивая факелами на сухих мётлах кустарника.

Но дальше стало хуже. Впереди стаяла стена из почти высохшего колючего шиповника, вонючего багульника, непроходимого свидинника и торчащей над ними боярки с пятисантиметровыми шипами.
Ветер дул в спину чекисту раздувая и подгоняя пламя, что гналось за ним. Феликс Витольдович на ходу расстегнул ремень, снял портупею и, сбросив их вместе с кобурой и оружием, чтобы не мешали бежать, ломанулся в сплошное переплетении веток, корней и заноз.

Когда нквдэшник пробился через кустарниковую полосу препятствий, огонь зашел уже справа и слева, перекрыв пути. Ястрзабовский заметался, и неподдельный ужас пробрался в его сердце. Слюна высохла, а к хриплому дыханию присоединился сухой кашель. Плюс ко всему пот от полуденной жары и близкого пламени, залил глаза, и выедающий едкий дым, не давал их открыть, так что при всем желании старший сержант не знал уже куда бежать. Феликс Витольдович вдруг сник, и ему захотелось просто лечь на траву и свернуться клубком, ожидая огненной мистерии. Но неожиданно в нем проснулась некая звериная уверенность, будто кто скомандовал ему: «вон туда, вперед!». Он прикрыл лицо рукой, и устремился куда-то через дымку, уже совсем ничего не соображая. Он только слышал, хруст палок под его кирзачами, треск ткани пропоротой корягой галифе, стук пульса в ушах и свое учащенное дыхание. В его голове, вместе с пульсом почему-то по-польски, билась одна мысль: «Нех жие комунизм».

Затем он споткнулся и кубарем покатился вниз. Оперуполномоченный даже и не пытался сгруппироваться, настолько его силы были на исходе, он кувыркнулся пару раз и въехал лицом в песок. Чекист быстро перевернулся на спину и инстинктивно, еще не понимая где он, отталкиваясь пятками, стал уползать от огня, отплевываясь песком.

Ястрзабовскому невероятно повезло, он оказался на дне пересохшей лесной реки, один берег которой уже полностью занялся огнем, пылая прибрежными ивами. Ширина русла была метров в восемьдесят, не меньше, и другому зеленевшему берегу огонь никак не угрожал.

Некоторое время чекист заворожено смотрел на пылающую стену перед ним. Переведя дух и немного успокоившись — огляделся кругом. Жара этим летом была такой, что многие речушки и протоки пересохли, именно дно подобного водоема и спасло героя. Протока обмелела не полностью, омуточки по руслу превратились в цепочку озерцев со стоялой зацветшей водой. Чекист не знал, что это за протока, но справедливо полагал, что двигаясь вниз по направлению бывшего течения, он рано или поздно подойдет к Оби, по которой ходили паузки, перевозившие спецпереселенцев, что и подберут его.

Старший сержант отполз еще подальше от пылающего берега, зачем-то ощупал кубари на еще недавно белом кителе и вышитую энкэвэдэшную эмблему с мечом и серпо-молотом на рукаве, рассмотрел разодранное галифе, и, не увидев никаких серьезных травм, задумался о том, какой идиот придумал для НКВД такую белую форму, которая теперь превратилась невесть во что. Удивительно, что он умудрился не потерять белую фуражку с красной звездой, что валялась неподалеку от его ног.

Следователь скинул китель и поковылял к ближайшей луже, по пути взглядом профессионала зацепив свежие следы на влажном песке, что уводили в противоположную сторону от Оби.

Умывшись и попив отдающую торфом коричневую воду, чекист сел и в его голове стала восстанавливаться цепочка последних событий. Как только пришла весточка от стукача, они быстренько собрали спецотряд НКВД под командованием комиссара Березкина А.А, и на трех телегах добрались до села, с каким-то мудреным названием, что язык сломаешь. Там короткий бой по ликвидации «кулацко-шаманской повстанческой организации». Те пытались отстреливаться из избы, да куда там, у чекистов три пулемета, как дали, так сразу двоих положили, остальные сдались. Их главарь, шаман Улумэнов Д. Х. как-то смог уйти в тайгу. Вот товарищ комиссар, Березин А.А., пленных с конвоем на телегах в районную комендатуру отправил, а сам с четырьмя бойцами и информатором на перехват шамана двинулся. Стукач знал, куда пошел шаман, и через высохшее болото повел отряд наперерез. На последнем привале Ястрзабовский отлучился, и курнул чуток, а окурок по привычке щелчком стрельнул подальше от себя. А как стена огня поднялась, тут уже не до раздумий.

Чекист подумал, что более идейного коммуниста, чем он, трудно найти в комиссариате внутренних дел, ведь даже перед смертью он думал, что, мол, «пусть живет коммунизм, даже если он умрет». Но мысли к делу не пришьешь. Вот дойдет он теперь до берега, его подберут, а там спросят товарищи: «А где, уважаемый товарищ Ястрзабовский, ваш комиссар Березин А.А. с товарищами? И где ваш табельный револьвер?» И шлепнут его тут же, как дезертира, труса и вредителя. Так сказать, приведут в исполнение высшую меру социальной защиты. А вот если он беглого шамана поймает, тогда совсем другое дело, тогда герой, еще и награду дадут. Может это шаман траву-то и поджег? И неужели он одного старика не скрутит? И следы-то совсем свежие, недавно прошел, кроме шамана этого бродить тут некому.

Чекист повеселел, и в нем проснулся азарт охотника, привитый за время службы в органах. Он даже попытался привезти себя в надлежащий вид, мокрой рукой размазав по белой гимнастерке сажу, грязь и копоть.

Одевшись, и надев фуражку, старший сержант НКВД был готов к выполнению задания. Посмотрев на свое отражение в луже, Феликс Витольдович подумал, что его самого можно принять издалека за шамана и, вздохнув, с максимальной для него скоростью двинулся по отчетливым следам.

Берега протоки в основном покрывались зеленым тальником и ивами, так что огню, в отличие от сухостоя высохшей болотины, тут поживиться не особенно было чем, так что пожар чадил в основном где-то вне поля видимости, но так замарил небо, что солнце превратилось в луну. Насколько мучительно тяжело продвигаться по болотистой тайге, чекист знал на собственной шкуре, гоняясь за беглыми спецпереселенцами по чащам, и вдруг такая широкая дорога, по которой могло бок о бок, спокойно проскакать несколько телег. Плотный песок, хорошо держал вес тела, идти было одно удовольствие, как награда за недавние ужасы. Дно покрывалось зеленеющим мокрецом, омутки совсем пропали, оставался один проспект, будто какие зэка по заданию партии и правительства проложили сквозь чащу грандиозную дорогу в светлое будущее.

Чекист втянулся в ходьбу и без отдыха прошел километров с пяток. Цепочка следов, словно некая нить, продолжала вести старшего сержанта все дальше и дальше в неизвестность. Вокруг царила полная тишина. Птицы, испуганные огнем, перелетели в более безопасное место, из-за обезвоживания в тайге пропали кровососущие, так что не гнусил и извечный гул гнуса. Это все вводило энкэвэдешника в состояние нереальности происходящего.

Вскоре русло реки сделало крутой поворот, и как только Ястрзабовский обогнул выступающий яр, то тут же и увидел шамана. Тот сидел посреди бывшего русла на остатке огромного ствола, и внимательно глядел на подходящего чекиста. Выглядел «служитель контрреволюционного культа» как обыкновенный крестьянин в холщовой рубахе, с шароварами, заправленными в сапоги. Только на голове красовался берестяной поводок с грязной бахромой по краям. Возраста он казался примерно одного с нквдэшником. Лицо лишь немного выдавало примесь тунгуской крови. Короче выглядел шаман типично как замаскировавшийся идеологический диверсант.

Между Ястрзабовским и шаманом стояла вода большого омута и только с одной стороны проходила мокрая полоска песка. Феликса Витольдовича только смутило, что следы шамана кончались перед этой полоской песка и продолжались уже на другой стороне у самого ствола дерева.

Чекист каким-то звериным наработанным чутьем чуял что-то неладное, какую-то ловушку, хотя внешне ничего вроде не угрожало ему. Поэтому он на всякий случай остановился у края омута и спросил:

– Ты Дылача Хэлэкэвич Улумэнов, шаман села этого, как его…, не важно. Короче ты шаман?
Шаман кротко взглянул на вопрошающего:

–  Какой я теперь шаман без помощников, я скорее «тудин».

Без малейшего акцента, произнес он в ответ. Старший сержант НКВД не стал вдаваться в тонкости ответа и хорошо поставленным чекистским голосом заученно произнес:

– Именем советской власти, гражданин Улумэнов, вы арестованы, и вам незамедлительно следует пройти за мною. – Потом подумал и добавил. — Вокруг все оцеплено, так что сопротивление бесполезно.
Его слова не произвели на шамана никакого действия.

– Тебя ко мне мои помощники привели, вот в чем задачка.

Ястрзабовский задумался. То, что шаман был рехнувшимся, его не удивило, вопрос был только в том, осложнит это или облегчит выполнение задачки.

– Гражданин Улумэнов, не нужно так разговаривать с представителем советской власти и этим усугублять свою вину. Заложите руки за спину, и подойдите ко мне.

Шаман снова не шелохнулся и только очень отчетливо проговорил:

– От тебя хотят, чтобы ты после огненного испытания, прошел испытания птицы, что не оставлять за собою следов, тогда и можно продолжить разговор.

Нквдэшник сдерживался, но постепенно закипал:

– Гражданин Улумэнов, оставьте ваши контрреволюционные шаманские бредни. Перед тобой, гнида, советская власть, что борется с религиозным дурманом, как видом эксплуатации бедных и простых людей. И пока ты на стороне эксплуататоров, которых преследует советская власть, имей мужество ответить за свои дела перед советским судом и надейся, что трудовой народ простит тебя, если ты раскаешься в содеянных тобою преступлениях.

– Так и я про то же: ведь только человек ставший птицей — может служить народу. – Подтвердил слова старшего сержанта «служитель культа».

На этих словах терпение Ястрзабовский лопнуло:

– Так, контра, ты мне надоел. Ты все еще не понял, с кем имеешь дело? – Нквдэшник бросился в сторону шамана, инстинктивно потянувшись к отсутствующей кобуре, и попытался в несколько прыжков достичь его.

Но нога вместо того, чтобы оттолкнуться от песка, отделяющего его от шамана, не почувствовала опору и ушла куда-то вниз, за ним последовала и вторая. Нквдэшник оказался по колено в какой-то зыбкой почве. Он попытался дернуться, но ноги, будто кто-то держал снизу мертвой хваткой. Более того, рывок привел к обратному эффекту, и чекист еще более погрузился вниз. Феликс Витольдович попытался опереться руками, но и они прошли во влажную прохладу песка и пока чекист их высвободил, он еще глубже ушел вниз. Паника охватила Ястрзабовского с ясностью осознавшего, что он вляпался в зыбучий песок.

– Помоги! – Прохрипел он, обращаясь к внимательно смотрящему на него шаману.

Шаман, продолжая сидеть и смотря за уходящим вниз оперативником, ласково заговорил:

– Ты товарищ успокойся, я же тебе говорил, что нужно быть птицей. Как коршун парит в ясном спокойном небе, когда нагретый воздух устремляет его ввысь, так и ты расправь крылья, чтобы восходящий поток, вынес тебя наверх.

Ястрзабовский заметался и стал еще быстрее уходить вглубь песка, который уже доходил ему до грудины, так что становилось трудно дышать. Он сник и приготовился к неминуемому. Однако в этот момент, будто кто стал подсказывать ему изнутри, он успокоился, расслабился, перестал барахтаться,  расправил руки, и лег на песок, задрав голову вверх, прекратив всякое движение. К его удивлению, он плавно, стал подниматься вверх. Чекист, было, обрадовался и захотел рвануться, но опять почувствовал засасывающую силу песка.

– Не надо так делать. – Подбодрил его шаман. – Знаешь, сколько под тобою людей находятся, что пытались бороться сами? Отпусти себя, лети вверх.

Чекист вдруг вспомнил лекцию на сержантских курсах, где объясняли, как зыбучие пески образуются восходящими токами воды от скрытых родников. Он снова отпустил себя, и снова некая сила стала выталкивать его наверх. Полное ощущение нереальности охватило чекиста, когда он действительно словно парящая птица постепенно выходил, как из-под земли пока не оказался на поверхности песка и не выполз к ногам шамана из смертельной западни.

Чекист со страхом оглянулся – на ровном песке не было никаких следов, только ровный влажный песок. Сапоги и портянки, конечно же, остались внизу, но теперь это уже было не важно. Совершенно обессиленный от пережитого ужаса чекист привалился к ногам шамана. Его мутило, будто он получил солнечный удар, несмотря на то, что фуражка все еще оставалась на его разгоряченной голове.
Дылача Хэлэкэвич Улумэнов постучал чекиста по фуражке и вздохнул.

– Я так и знал. Помощники помогают тебе, только ты еще не понял этого. Если я оживлю тебя, как шамана, может быть они вернуться ко мне. Ты должен стать тем, кем ты был до того, как ты стал собой.

Ястрзабовский стал трясти головой, стараясь выбраться из зыбучих песков шаманской речи.

– Стоп! – Почти крикнул он. – Ты чего несешь? Карл Маркс и Фридрих Энгельс объяснили, что в мире есть только классовая борьба. Причина же всех мировых бед есть частная собственность на средства производства. А Ленин и Сталин после великой октябрьской революции стали воплощать эту гениальную теорию в жизнь…

Улумэнов удивленно посмотрел на Ястрзабовского.

– Сейчас тебе это вряд ли поможет. Если ты не послушаешься помощников, ты просто сойдешь с ума. Разве ты не замечал странные вещи, что с тобою и с твоей семьею происходили в последнее время?

Ястрзабовский вдруг отчетливо вспомнил, что действительно в последнее время с ним творилось что-то не ладное, как говориться, «душа была не на месте», тоска и тяжелые сны преследовали его. Тут еще перед отправкой на ликвидацию «кулацко-шаманской организации», его маленькая дочурка нарисовала рисунок, который его испугал. Она изобразила его в форме, с оружием в окружении многочисленных солнц. Он спросил, что это такое она нарисовала и девочка ответила, что она нарисовала солнца, что сейчас поселились в их доме, что они еще маленькие и не очень опасные, но теперь быстро взрослеют и начинают жечь. Никто не видит эти солнца, потому что люди спят и не знают о мире солнц. Только она видит и ей становится все страшней, их слишком много для нашего дома.

Тогда Феликс Витольдович подивился изощренной фантазии дочки, теперь же спросил у шамана:

– Моя дочка нарисовала много лишних солнц, что это значит?

– Это помощники. Видишь, какая жара, все из-за тебя, потому что ты тупой. Нужно твое согласие, чтобы ты смог убить лишние солнца. – Ответил тот.

Какая-то страшная логика пробивалась сквозь помутившееся от жары и потрясений сознание нквдэшника, будто раскаленное солнце всплывало из глубин океана. Но он не сдавался и начал судорожно объяснять шаману.

– Вот, я, между прочим, старший сержант НКВД, а наши чины на два ранга выше, чем в армии, следовательно, я по званию лейтенант. И это не шутка. И нам, органам НКВД, поставлена задача, истреблять врагов советской власти, что бы на небе было только одно солнце: товарищ Сталин.
-Да, да. – Грустно закивал головой Дылача Хэлэкэвич. — Так же вот и Генрих Ягода говорил, когда нас с Сибири в Москву возили. Особенно расспрашивал, про ритуал убийства лишних солнц. Это, говорит, дело государственной важности.

– Да что же это такое? – Взвыл чекист. – Расстреляли вашего Ягоду, сейчас у нас главным Ежов.

Шаман впервые оторвался от дерева и присев рядом с чекистом внимательно посмотрел ему в глаза.

– Хочешь, лейтенант я тебе скажу странную вещь? – И не дождавшись, продолжил. – Нас ведь с миром с Лубянки отпустили, сказали, что мы классово угнетаемая религия. Только помощники после этого отошли от нас, а без них шаман никто, просто «тудин» – знает, а не может. После этого у чекистов шаманская болезнь началась, только они не знают, что с этим делать, людей убивать начали, а нужно с помощью помощников лишнее солнца убивать, война у них, понимаешь? Это их битва, но кто в ней выживет, великим шаманом будет, людей научится сеять как пшеницу. Это опасное дело, можно самим лишним солнцем стать. А ты говоришь: «Ежов». Тебя ко мне помощники прислали, я должен для тебя бубен оживить, тогда я с тобою в управление пойду и расскажу, что это я тайгу поджег, и как ты меня геройски взял, и тебя вместо Березина А.А. начальником поставят. Ко мне же помощники вернуться и все в норму войдет. Пойдем, нам идти нужно, иначе совсем свихнешься.

Шаман взял чекиста за руку, как ребенка и повел за собою, тот же не сопротивлялся, стараясь переварить то, что до него дошло. Потихоньку, по мере движения, он боролся, стараясь стряхнуть шаманское наваждение.

– Ты вообще в своем уме? – Ястрзабовский решил говорить ясно и конкретно. – Я что теперь вернусь в управление с бубном?

– Не обязательно. – Успокоил его шаман. – Вашу форму специально пошили по шаманским рекомендациям для ритуала охоты на лишние солнца, кубари и нашивки для ориентации в другом мире, а эмблема на твоем рукаве изображает нашу священную птицу. Фуражка же будет тебе вместо бубна, ее нужно только оживить.

Мозг чекист после ответа опять занялся борьбой с собственным сумасшествием.

– Куда мы идем? – Только и смог выдавить он после некоторого молчания.

– На шаманский помост, что между небом и землей, где проходит граница миров, там тебе нужно дать согласие отдаться духам, что спасли тебе жизнь и вернуться новым человеком с ушедшей душой. Не далеко осталось.

Вскоре они подошли к странному месту. Впереди кончалось сухое русло, и открывался вид на достаточно большое круглое озеро с островом посередине, заросшим буреломным лесом. Посреди леса рос огромный кедр. Воду в озере стояла только сверху, а под ней пузырилась какая-то желто-зеленная слизь, по которой словно парусники прокладывали путь двухстворчатые ракушки, оставляя в ней замысловатые следы.

Шаман показал рукой на остров:

– Вот остров среди моря, а там семиствольный кедр и помост шаманский, где проходит горизонт, и где солнце встречается с морем. Нам туда.

Шаман отпустил руку старшего сержанта и опустился на колени.

– Шаман, а ты крещенный? – Вдруг словами выстрелил в его затылок старший сержант НКВД.

Улумэнов удивленно оглянулся и встал с колен:

– Всех тунгусов крестили. А что, чем больше богов, тем лучше. Парки у попов красивые, медным чайником кадят, смолой, а не собачьей шерстью. – Шаман бросил хитрый взгляд на чекиста и хмыкнул.

– Крещение ничего не значит, если добровольного согласия нет. Этого-то от тебя и ждут помощники. Наши прадеды отказались от Солнца Необходимости, чтобы жить среди лишних солнц. Одно с другим не совместимо. Теперь советская власть стала входить в страну духов, поэтому ей нужны люди — умеющие жить в мире помощников, ты далеко пойдешь…

Но Ястрзабовский уже не слушал его:

– «Хрыстус стал сен замяст нас пшекленьствем». – Вдруг произнес он всплывшие полузабытые польские слова из апостола Павла.

Шаман внимательно и злобно посмотрел на чекиста.

– Ты хочешь сам добровольно стать лишним солнцем? Тебе будет намного хуже, чем ты думаешь…
Шаман вдруг закрутился на месте в каком-то диком танце, зайдя по колено в склизкое озеро, в уголках его рта появилась пена, и он радостно вскричал:

– Алха Мама, Чонгида Мапа, живущие под морем, вы опять со мной!

Он упал на четвереньки и закрутился волчком по воде, радостно повизгивая слово собачонка.

Старший сержант НКВД Феликс Витольдович Ястрзабовский  бежал так, как никогда еще в жизни не бегал, даже когда он убегал от огня, преследовавшего его по пятам. И в такт с пульсом в его голове стучали слова: «Боже живы, в Труйцы едыны, правдзивы».

 

Комментарии к данной записи закрыты.