Интроспекция как картография
Перспективы и тупики метода самонаблюдения
1. Метод познания под названием «самонаблюдение» (интроспекция), в период становления психологии как науки, был объявлено основным и чуть ли не единственным. Здесь психология не изобрела ничего нового, просто в русле «эпохи возрождения», возрождался древний принцип орфийского оракула: «Познай себя», который, в свое время, сделал для себя определяющим Сократ. Сократ вопреки тогдашней тенденции ищущей «логос» во внешнем мире, заявил, что сущее может открыться только через наблюдение за внутренним миром. Однако психология внесла и свои корректировки в этот принцип, а именно: полностью выхолостила нравственную и онтологическую составляющую, убрала диалоговый компонент и попыталась сделать из него именно научный метод, т.е. максимально развести «наблюдаемое» и «наблюдающего».
2. Здесь то и начались проблемы. После бурного роста и развития этого метода в 19 веке стали возникать вопросы. Основными были следующие:
Идентичны ли факты самонаблюдения у разных личностей?
Выразимо ли все наблюдаемое внутри?
Не влияет ли процесс наблюдения на наблюдаемые процессы?
Может ли вообще разделяться сознание?
Наблюдается ли сам процесс или только его след, т.е. наблюдаемы ли причины или только следствия?
На все эти и подобные вопросы ответы были самыми неутешительными для психологии, т.е. из интроспекции не получалось научного метода, а раз так, то зашаталось и само основание психологии.
3. Для спасения кризисного положения и придание науке устойчивости был принят спасительный выход в том, что психология изучает не феномены сознания, а поведение. Если ранее психология брала обычные обстоятельства и подвергала их изощренному наблюдению, то теперь наоборот, создавались изощренные обстоятельства, которые фиксировались обычным порядком. Фактически интроспекция была заменена экстроспекцией, как, например в бихевиоризме. «Самонаблюдению» была объявлена война, и состоялся гласный и негласный «заговор психологов» против этого метода. Поскольку совсем его исключить было нельзя, он был объявлен второстепенным, вспомогающим, просто поставляющим «сырой материал» для научного анализа. Тех же, кто пытался на его основе строить какие-то теории, вытесняли из «правового поля» психологии. Хотя внутри, например, «описательной» и «феноменологической психологии», метод интроспекции выдворенный « в дверь», проникает в оную «через окно».
4. Если мы теперь обратимся к православной аскетике, и посмотрим какое место в ее методах занимало «самонаблюдение», то обнаружим, что здесь данный метод рассматривался в более широком контексте, в котором занимал свое конкретное место. Достаточно привести цитату из «Лествицы» прп. Иоанна, чтобы увидеть эту позицию интроспекции.
«Иное дело – сокрушение сердца; другое дело – самопознание; а еще иное – смирение. Сокрушение происходит от грехопадения. Падающий сокрушается, и хотя бездерзновенен, однако с похвальным бесстыдством предстоит на молитве, как разбитый, на жезл надежды опираясь и отгоняя им пса отчаяния. Самопознание есть верное понятие о своем духовном возрасте и неразвлекаемое памятование легчайших своих согрешений. Смирение есть духовное учение Христово, мысленно приемлемое достойными в душевную клеть. Словами чувственными его невозможно изъяснить» (Сл. 25. 39-41).
Таким образом «самонаблюдение» помещается после «сокрушения» и перед «смирением». Дело в том что, по святоотеческой мысли, без наличия «страха Божьего» и осознания своей греховности, созерцательная сила нашего ума весьма ограничена, спекулятивна и фантазийна. «Самонаблюдению» не хватает ни силы, ни трезвости, ни четкости. Человек, пытающийся наблюдать за собой без «сокрушения сердца», на самом деле фантазийно забегает вперед своего созерцания и подсовывает уму интерпретацию наблюдаемым им извращенных внутренних чувств, которые и выдаются за результаты «самонаблюдения».
5. Таким образом, в христианской аскетике, интроспекция имеет ограничение «снизу» и «сверху». «Снизу» самонаблюдение ограничено «болотом» или мутным содержанием наших страстных комплексных чувств. Это приводит к тому, что наблюдаемый внутренний мир, во-первых, чрезвычайно текуч и плохо подается расчленению. Во-вторых, являет следствия скрытых причин, которые сами по себе не доступны наблюдению. И, в-третьих, сами полученные данные совершенно ненадежны и могут быть подсознательно подтасованы под ожидаемый результат. «Сверху» самонаблюдение ограничено невозможностью выразить наблюдаемое, поскольку это касается действием в человеке божественных сил. В этом случае, во-первых, созерцающий ум не может вместить увиденное; во-вторых, не может выразить осознанное, а, в-третьих, «смиряется», т.е. исчезает ментальная страсть к познанию и его оформлению.
6. «Православная психология» возрождаемая как некая альтернатива существующей психологии имеет соблазн выбрать «самонаблюдение» своим основным методом, что поддерживается и многими ныне переиздаваемыми трудами православных психологов конца 19-го и начала 20-го веков. Однако, как мы видим, аскетический подход не совсем разделяет подобную позицию, и как ни странно в чем-то солидарен с современной критикой метода интроспекции, хотя и исходя из иных оснований. Психология как принимая самонаблюдение за основной метод познания психики, так и отвергая его, в обоих случаях загоняет себя в тупик, что провоцирует кризис внутри этой науки. Причина этого в том, что сам человек вырван из того онтологического и религиозного контекста в котором находится реально его душа.
7. Человек, находясь между абсолютным бытием Бога и небытием может «дрейфовать» между этими полюсами. Приближение к небытию порождает патологическую чувственность; приближение к Богу, порождает «сокрушение и смирение». В этом ключе «самонаблюдение» весьма важный способ получения знания, но не в качестве знания «бездны» или «Бога», ибо у «небытия» никаких знаний нет, а у Бога нельзя взять знание собственной силой. Самонаблюдение важный метод «картографирования» или, по словам прп. Иоанна Лествичника, определение своего «духовного возраста», знанием о котором позволяет адекватно простраивать свою жизненную стратегию.