Живые камни

1. Введение

Если размышления обычного человека представляет собою набор не строгих формулировок, надерганный из различных систем и находящиеся в полном беспорядке, то богослов, философ или ученый старается размышлять «строго», то есть четко придерживаться определенного комплексного порядка в использовании терминов, возводя их к какому-либо парадигмальному основанию, признавая другие типы мышления моментами собственного типа.

Собственно, борьба за обоснование «строгости» размышления и есть борьба за универсальность того или иного типа мышления. Но что же такое «строгость» в мышлении сама по себе и чем она обуславливается? Размышлению на эту тему и посвящена сия записка.

2. Античность

Именно Сократ и Платон говорили о необходимости «строгости» в размышлении, и именно это требование и привело к революции в философии и появление ее именно как «строгой науки». До Платона самой строгой наукой считали математику, и недаром именно к ней старался сводить все свои принципы те же пифагорейцы. Однако тут следует понимать, что математика, в представлении античной мысли, не могла описывать закономерность материи, поскольку материя была синонимом беспорядочности. Математика описывала закономерности движения «небесных сфер», которые в той или иной мере проецировались на материальный мир. Платон же сделал философию более строгой наукой, чем математика, ибо положил ее основание в «надлунье», «занебесье», совершив трансцендентальный мыслительный акт. Подобное обоснование сделало «трансцендентность мысли» синонимом ее строгости.

Трансцендентация добивается строгости за счет удвоения мира, где «второй», идеальный и вечный мир, становится универсальным основанием для движения любой мысли, могущее обосновать иное – косное, чувственное, временное и подлунное.

3. Наука

Мыслители нового времени используя ту же трансцендентацию, сделали основанием внеположенного всему «трансцендентального субъекта», изучающего внешний материальный мир. Начал эту работу Декарт, а закончил Кант выведя из трансцендентальной субъективности объективность и системность материального мира. При этом наукой с максимальной строгостью была объявлена математика. Однако, как верно заметил В. Катасонов в своей работе: «Точность науки, строгость философии и откровенность религии», вместо строгости наука получила «точность». Математика точна, но не строга. В этом смысле наука так и не нашла то строгое основание, которое можно было бы положить под тип мышления, ведь тот «трансцендентальный субъект», что является основанием современного научного типа мышления, недостаточно строгий. Наука в погоне за точностью, потеряла строгость, на что обращал внимание Хайдеггер в своей работе «Время картины мира»: «Греческая наука никогда не была точной, и не нуждалась в точности… Философия, наоборот, чтобы остаться строгой, должна быть неточна».

Наука не до конца совершив «трансцендентальную редукцию» и стоит на промежуточном и достаточно шатком основании, поэтому научное мышление следует считать подвидом мышления трансцендентного.

3. Феноменология

Феноменология, видя эту незавершенность научного мышления, пошла дальше, а именно узрев в этом частном случае проблему самого трансцендентального мышления. Феноменология совсем по-другому посмотрела на понятие «строгости», если все «трансценденталисты» от Платона до Канта старались положить некое второе трансцендентальное основание и именно эту «внеположенность» объявить «строгим» фундаментом. Феноменология в лице своего основателя Р. Гуссерля обосновал строгость через интенциональное сознание. Ведь само по себе «трансцендентальное удвоение» можно подвергнуть редукции, ибо там постоянно присутствует как бы лишний второй элемент, однако между ними существует всегда некая связь, интенция, поток сознания, который и является тем строгим феноменом, к которому можно свести всякую трансценденцию. Поэтому в феноменологии и исчезли два мира: «тот и этот», но остался один феноменологический мир. Феномен — это восприятие мира через интенцию.

Поэтому в феноменологии аксиоматика или четкость дефиниций уже не играют такой роли, как в трансцендентальном мышлении, но важнее непосредственность переживания и уясненность смысла знания.

4. Богословие

Богословие претендует на еще большую строгость, нежели трансценденция или феноменология, по отношению к которой трансцендентальная, научная или феноменологическая строгость будут только ее моментами. Ведь, что такое по сути «строгость»? Это очищение рассуждения от всего лишнего и не обязательного. Подобным строгим основанием всякого богословствования является «Откровенность».

Трансцендентирование противоположно Откровенности по своему движению, ибо трансцендентирование есть удаление «идеального», а Откровенность – приближение. Трансцендентирование противоположно Откровенности по своему источнику, ибо трансцендентирование – сущностно, а Откровенность – личностна. В Откровенности «сущность и личность» как бы меняются местами, личность становится стабильной, а сущность являются только ее моментом, тогда как в трансцендентальном мышлении – сущность стабильна и фундаментальна, а личность ее представляет.

Феноменологичность противоположна Откровенности по своему источнику, ибо в феноменологии поток сознания изнутри порождает смыслы, а в Откровенности это дар Бога. Феноменология противоположна Откровенности по своему движению, ибо в феноменологии движется сознание, а в Откровенности сущностные энергии.

«Откровенность» и «личностность» являются самыми строгими основаниями богословия, и которое получило наименование у святых каппадокийцев – «монархичность Отца».

Однако «Откровение», как тип мышления, тут же порождает и трансцендентальное и феноменологическое мышление. Это и понятно, ибо два этих типа есть две стороны распавшегося в неверующем сознании единого богооткровенного мышления. Ибо откровенность полагает одновременно и внеположенность и интенциональность, но, в то же время, снимает их.

В свою очередь и трансцендентное мышление и феноменологическое имеет свое представление о Боге.

Так трансцендентализм может воспринимать Бога только в двух позициях: либо как абсолютно трансцендентное, то есть устранено недостижимое, что порождает деизм; либо как абсолютно имманентное, то есть растворенное внутри всего, что порождает пантеизм. Первой точки зрения держались философы нового времени, а второй – философы античности.

Феноменология, в свою очередь может полагать Бога либо вне интенционального сознания, и тогда это только нечто излишнее, что порождает атеизм; либо, как находящееся внутри интенционального потока, что порождает мистицизм. Первой точки зрения придерживался Гуссерль, а второй – Хайдеггер.

Христианское богословие в своей попытке явить свой строгий метод и тип мышления находится в перекрестии этих четырех возможностей: пантеизма-деизма, атеизма-мистицизма. При потери этого метода в попытке пользоваться иными типами мышления, богословие начинает запутываться, объявляя Бога одновременно и трансцендентным, и имманентным; и бытийно несовместимым с человеком, и присутствующим в нем. И в этом основное препятствие в обосновании строгости «христианской науки».

Христианская наука может осуществиться только как личностный интенциональный динамизм, направленный от Сына к Отцу в Духе Святом, в феноменологическом потоке к трансцендентальной цели, которая, тем не менее оказывается достигаемой, хоть и недостижимой.