Живые камни

Опыт подготовки к докладу

 

Предисловие

История этого текста следующая. Одна ответственная знакомая, зная мою увлеченность мифологией, попросила помочь ее родственнице, отличнице по имени Мария, студентке второго курса какого-то гуманитарного института, помочь подготовить хороший доклад. Причем студентке все равно про что докладывать, лишь бы что-нибудь про эллинизм. Я ответил, что в принципе готов выделить часик-полтора в день, и мы с ней поговорим на выбранную тему. Мною и была предложена тема доклада, что-нибудь об амброзии – пище богов. Честно скажу, у меня давно лежал кучей накопленный и требующий осмысления материал, и я никак не мог собраться его разобрать по полочкам, так что тут был обоюдный интерес.

Мария, пришедшая на следующий день, оказалась блондинкой, впрочем, это никак не повлияло на качество наших бесед. У нее оказался достаточно ясный и светлый ум, цепкая память и умение держать тему. Все наши диалоги Мария записывала на диктофон, а потом расшифровывала дома, так что, в итоге оказала мне серьезную услугу, поскольку у меня никогда не хватило бы ресурса набирать этот массив информации. Эту расшифровку я и публикую, только убрал излишества, повторы, отвлеченные темы и тому подобный мусор неизбежный при устной беседе. В итоге этот текст мне показался достаточно любопытным и достойным для обнародования.

Поскольку меня зовут Владислав, то свои реплики я помечал литерой «В», а Марии соответственно «М».

 

Беседа первая, эллинская

В: – Давай так. Мы с тобой будем беседовать, и я буду ориентироваться на тебя. Как только у тебя кончатся вопросы, и ты скажешь: «достаточно», это значит, что ты поняла, как и про что тебе говорить, и мы эти встречи завершим. Подходит ли тебе выбранная тема об амброзии?

М: – Да, очень хорошо, наша ведущая преподавательница сама заинтересовалась и сказала, что на эту тему у них на кафедре еще не было докладов.

В: – Отлично. Только сначала я хочу спросить тебя, что ты знаешь об амброзии, как о пище богов? Может быть, мне и добавить будет нечего, но в любом случае будет ясно от чего отталкиваться в дальнейшем.

М: – Я даже успела немного подготовиться. Выяснила, что «амброзия» переводится как «бессмертная». Еще я тут не поленилась, и из Гомера выписала всё, что он писал об «амброзии». Вот тут цитаты на листочке. Прочитать?

В: – Вот так значит? Интересный поворот. Однако прежде, чем ты начнешь читать свои выдержки по бумажке, скажи, как ты работала с текстом?

М: – Очень просто. Открыла на компьютере русский и греческий текст «Илиады» и «Одиссея», затем в греческом тексте, забила в поиске по-гречески «αμβροσ», чтобы нашлись все варианты этого слова, выписала номера стихов и посмотрела в русском тексте перевод.

В: – Ясно. Принимается. Но греческий язык ты не знаешь?

М: – Нет, не знаю, но сейчас в компьютере с переводом проблем нет. К тому же я нашла русский подстрочник для поэм Гомера.

В: – Ладно, понял. Продолжай.

М: – Так вот, я выписала все упоминания слова «амброзия» в текстах этих двух поэм и вот что получилось. В «Илиаде» один раз встречается фраза: «амброзический сон» (2.19) и два раза «тишина амбозической ночи» (2.56, 18.268). Четыре раза амброзию дают коням в пищу (5. 369, 5.777, 8.439, 13.35). Четыре раза амброзийным маслом натирают тело(14.170, 16.570, 19.347, 23.186). Один раз амброзию вливают в ноздри (19.38). В «Одиссеи» же один раз боги амброзию пьют из чаши (5.90), а один раз голуби несут амброзию Зевсу (12. 64). В итоге у меня в голове не сложился единого образа. Как совместить сон и ночь с одной стороны; с каким-то кормом скоту с другой стороны; и с маслом для натирания с третьей стороны; и только с четвертой, амброзия как напиток богов. Почему амброзия – то, как напиток, а то, как кормовая трава для скота? Если от амброзии боги напивались и засыпали «амброзическим сном», то почему не засыпали кони? И еще, чем амброзия отличается от нектара? Я хотела и про нектар так же выписать, но времени не хватило.

В: – Надо сказать я не ожидал, что ты так серьезно подойдешь к теме. Ты просто сэкономила нам кучу времени, что нам позволит сразу перейти к сути проблемы. Ответь мне еще на один вопрос: как ты думаешь, сами греки имели ответы на эти вопросы, или у них, как и у тебя, не было целостного образа свойств амброзии?

М: – Смотря кого, вы называете «греками»? Какие-нибудь крестьяне, наверно мало что понимали. Гомер, несомненно, понимал. В любом случае греки лучше понимали, чем мы теперь.

В: – Это ты верно подметила. Наверно сам Гомер имел целостное представление об амброзии и данные противоречия его не смущали, а вот у его читателей вопросы возникали. Причем не у глупых читателей. Ты слышала когда-нибудь про философа Платона и о неоплатониках?

М: – Ну я не совсем дура… Сократ и Платон были философами. Неоплатоники так же были философами, продолжателями их дела, только попозже.

В: – Этого вполне достаточно. Я тебе зачитаю отрывок из трактата «Платоновская теология» неоплатоника Прокла. Ты не бойся, если мало, что поймешь, текст достаточно сложный, но я его постараюсь сократить, читая только то, что касается нашей проблемы. Ты же слушай и спросишь, что стало яснее, а что наоборот. Итак, это у нас пятнадцатая глава. «Питающая богов причина — это некое умопостигаемое единство, вобравшее в себя все совершенство богов и наполняющее их цветением и силой в их промысле о последующем и в непоколебимом мышлении о предшествующем. Однако в высшем боги участвуют единовидно, а в собственных выходах за свои пределы — в раздельности, по каковой причине один вид пищи называет амброзией, а другой — нектаром: «Возничий,— говорит Гомер,— поставив коней в стойло, задал им амброзии и вдобавок к ней напоил нектаром». Итак, возничий, вкушая от умопостигаемого, причащается совершенства, сияющего от богов, единично, кони же — частным образом: сперва они вкушают амброзию, а затем нектар. В самом деле, необходимо, чтобы благодаря амброзии они пребывали в лучшем устойчиво и непоколебимо, а при посредстве нектара неизменно вершили свой промысел о низшем. Действительно, как утверждают, амброзия твердая пища, а нектар — жидкая. Стало быть, такая пища, как нектар, указывает на свободу, непривязанность и чистое отправление промысла обо всем, а такая как амброзия — на постоянное и устойчивое положение среди лучших; благодаря обоим видам пищи боги одновременно пребывают и выходят за свои пределы. Итак, эти виды соответствует двум началам всего. Действительно, об амброзии следует говорить по аналогии с пределом, а о нектаре — с беспредельностью: один вид пищи оказывается жидким и не определенным в своих границах, а другой — твердым и обладающим пределом в самом себе. Стало быть, нектар указывает на причину их силы, цветущего попечения обо всем и бесконечного и неистощимого руководства. Амброзия же описывает устойчивое совершенство, имеющее вид предела, причину пребывания богов в самих себе. Амброзия есть умопостигаемое единство. Благодаря амброзии в лучшем пребывает устройство, а благодаря нектару о низшем вершится промысел. Амброзия – твердая, а нектар – жидок. Благодаря обоим видам пищи боги одновременно пребывают и в своих пределах и, выходя за них, так что, располагаясь в предыдущем, могут вершить промысел о последующем».

М: – Это очень сложно на слух воспринимается… Я поняла, только, что амброзия твердая и поэтому задает границы, а нектар жидок и выводит из границ. Но с конями я ничего не поняла. Кто такие кони? Кто такой возница? Чем кони или возница отличаются от богов?

В: – Это хорошо, когда один ответ порождает множество вопросов. Собственно зачитанный отрывок есть комментарий Прокла на платоновский диалог «Федр», где описывается круговращение богов. Вот послушай соответствующее место в «Федре». «Мысль бога питается умом и чистым знанием, как и мысль всякой души, которая стремится воспринять надлежащее, узрев подлинное бытие, хотя бы и ненадолго, ценит его, питается созерцанием истины и блаженствует, пока небесный свод не перенесет ее по кругу опять на то же место. При этом кругообороте она созерцает знание – не то знание, которому присуще возникновение и которое как иное находится в ином, называемом нами сейчас существующим. Насладившись созерцанием всего того, что есть подлинное бытие, душа снова спускается во внутреннюю область неба и приходит домой. По ее возвращении возничий ставит коней к яслям, задает им амброзии и вдобавок поит нектаром. Такова жизнь богов. Что же до остальных душ, то у той, которая всего лучше последовала богу и уподобилась ему, голова возничего поднимается в занебесную область и несется в круговом движении по небесному своду; но ей не дают покоя кони, и она с трудом созерцает бытие. Другая душа то поднимается, то опускается – кони рвут так сильно, что она одно видит, а другое нет. Вслед за ними остальные души жадно стремятся кверху, но это им не под силу, и они носятся по кругу в глубине, топчут друг друга, напирают, пытаясь опередить одна другую. И вот возникает смятение, борьба, от напряжения их бросает в пот. Возничим с ними не справиться, многие калечатся, у многих часто ломаются крылья. Несмотря на крайние усилия, всем им не достичь созерцания подлинного бытия, и, отойдя, они довольствуются мнимым пропитанием».

М: – Нет, я так и не поняла, чем отличаются боги от коней и кто такие возницы?

В: – Ну, представь себе древнегреческую колесницу на двух колесах запряженную парой крылатых коней. Так вот сама колесница это тело, возничий это разум, конь тянущий вверх – воля, а конь тянущий вниз – страсть. Представь себе теперь соревнование на ипподроме, где толкаются тысячи колесниц, бегая по кругу наперегонки. А теперь вместо ипподрома помести небо, вот и получишь картинку из Платона. У людей кони плохо слушаются, а у богов же они покорны, поэтому боги обгонят любую человеческую природу и без труда достигают границы неба, где и происходит вкушение амброзии. Ты кстати пропустила у Гомера выражение «амброзийные подошвы», то есть это обувь, которая позволяет мгновенно перемещаться богам по эфиру. Помнишь, как изображались на картинках крылатые сандалии Гермеса? Мне думается, что это те же кони, и хотя таких выражений не встречается, очевидно, что кони богов амброзийные, а вот у людей – нет. Поэтому кони богов вкушают амброзию на умопостигаемых лугах, а вот кони людей – вряд ли, и только иногда – самый удачный возничий из людей хлебанет амброзию и то проскоком, перед падением вниз. Тем не менее, и это для человеческой души большое благо, ибо воспоминание, или скорее припоминание, об этом вкушении амброзии остается с душою навсегда.

М: – Так что же такое вкушение амброзии?

В: – С точки зрения философов – созерцание изначальных идей или по-гречески – логосов, то есть некоторого смысла касающегося самого созерцающего существа.

М: – Так, а можно еще раз: чем амброзия отличается от нектара?

В: – Амброзия связана с сутью, а нектар с воплощением этой сути в конкретные формы. Тут, наверное, уместно сравнение между живой и мертвой водой русских сказок. Если допустим, расчлененного Ивана-царевича полить сначала живой водой, а не мертвой, то ожившие куски расползутся во все стороны. Если же полить мертвой водой, то все куски соединятся воедино. Так живая вода дает бессмертие души, но не дает юности и целостности телу. А мертвая вода дает сохранность телу, но не оживляет душу. Мне думается, что в самой греческой мифологии эти разные свойства амброзии и нектара уже затерлись, так что философам пришлось их снова растаскивать по разным областям. Но по этимологии этих слов слов: «амброзия» – «бессмертие», а «нектар» – «умерщвление».

М: – А что будет, если есть только амброзию, и не пить нектар?

В: – Известен миф, когда эфиопскому царю Тифону, богиня Зари – Эос, дает амброзию, чтобы ее смертный возлюбленный оставался с нею навсегда, но при этом она забыла ему дать нектар, и в итоге тот не умирает, но дряхлеет, ссыхается и превращается в сверчка, или по-нашему в «Кощея Бессмертного». Если бы она дала бы ему только нектар, он бы умер, но остался бы вечно юным.

М: – Ну, ладно, это я более-менее уяснила. Но что же тогда значит «амброзийная ночь» и «амброзийный сон»? Ведь нигде в мифах, нет, что боги после пира засыпали.

В: – Мне думается, что ко времени философов, либо связь «ночи и амброзии» была забыта, либо за этим стояло сознательное утаивание. Дело в том, что о связи между «ночью» и «амброзией» сообщали только в мистериях, а за разглашение мистериальных тайн полагалась смерть. Так что в эллинских текстах, про это только намеки. Насколько это было серьезно, говорит о том, что только относительно недавно нашли документ, где про эту связь упоминается вскользь. И этот документ нашли в древнем могильнике и им были куски недогоревшего папируса в сгоревшем прахе у греческой деревни Дервени. Эти тексты реконструировали около двадцати лет, буквально собирая отрывки из пепла, и текст оказался космогонической поэмой орфиков. И там немного проливается свет на этот вопрос. Ты слышала что-нибудь про орфиков?

М: – Никогда не слышала.

В: – Это не так важно. Было такое мистическое учение в Греции, почитателей Орфея. Так вот во вновь открытых текстах содержится орфическая космогоническая поэма, в которой богиня Ночи – Нюкта представляется первоисточником бытия и именуется амброзиальной кормилицей богов. Таким образом, Гомер подсвечивает учение, считавшееся тайным. По нему именно Ночь производит амброзию и ею кормит богов. Кстати косвенно это ясно и из мифов, ведь голуби несут амброзию богам из сада сестер Гесперид, которые олицетворяли вечер и считались дочерьми Ночи. И мне думается в этом ключ к тайнам амброзии.

М: – Я не могу уловить, как амброзия может быть связана с ночью?

В: – Мне думается, что это действительно тайна, раз ее тщательно скрывали. По крайней мере, в греческой культуре никто нам ее не объяснил. И такой знаток эллинизма как Алексей Федорович Лосев, нигде не говорил про это. Поэтому на греческой почве мы уперлись в некоторый тупик, поскольку источников у нас нет, а выдумывать нам все-таки не стоит. Никто из греков нам не скажет, как Ночь связана с амброзией.

М: – И что же тогда делать?

В: – Мне думается, если тебе еще не достаточно материала, то здесь нужно следовать по стандартному пути, а именно расширять контекст.

М: – Нет, что вы, мне очень интересно. Что значит расширять контекст?

В: – Это значит, что древнегреческая мифология не была изолирована, и подобные мифологические представления, аналогичные греческим, есть и в других народах. Поэтому может быть нам стоит поискать ответов там?

М: – И что это за народы? Как там искать?

В: – Тут большой тайны нет, общеизвестны аналоги греческой «амброзии» в Индии и Персии, соответственно на санскрите «амрита» и на авестийском «амертат». Давай посмотрим там. Если честно, то я никогда таким сравнением не занимался, так что будет любопытно. Ты тогда, чтобы нам не терять времени на общеизвестные сведения, прочитай, что можешь на эту тему, и мы завтра продолжим.

М: – Как хорошо. Большое вам спасибо, что уделили мне время. Тогда до следующего раза. Я обязательно приду.

В: – Мне тоже интересно было с тобой общаться. До завтра. Буду ждать.

 

Беседа вторая, арийская

В: – Итак, Мария, какие материалы ты нашла на этот раз?

М: – Да, я много чего прочитала, кое-что выписала.

В: – Слушаю тебя. Давай сначала с амриты начнем.

М: – Если кратко суть, то миф об амрите дан в Махабхарате, где описано получение амриты при пахтанье, то есть сбивания океана горой при помощи огромного змия, и это было заключительным актом борьбы асуров-демонов и дэвов-богов, и добытая амрита, окончательно закрепила бы победу за кем-то из них. Дэвы держали змея за хвост, а асуры — за голову. Змий же был обернут вокруг горы и вращая гору таким образом, взбалтывался океан. С горы при этом падали в океан различные травы, а из океана выделялись разные вещи, в том числе Луна, пока не явился нектар бессмертия – амрита. Боги одержали верх над демонами и забрали всю амриту себе. Однако один демон по имени Раху принял облик бога и начал пить амриту, но не успел ее проглотить, как на это воровство обратила внимание Луна и забила тревогу, и Раху была отрублена голова, которая стала бессмертной и превратилась в планету. Эта планета, желая отомстить Солнцу и Луне, иногда проглатывает их, вызывая, таким образом, солнечные и лунные затмения.

Если честно, у меня голова заболела все это читать, много всяких утомительных подробностей, и главное, что никакой связи с Грецией я тут не увидела, кроме того, что амрита так же пища богов. И нет совершенно никакой связи между амритой и ночью. И еще: кроме амриты в мифах говориться о «соме», но я так  и не поняла сома есть то же самое, что и амрита или нечто другое?

В: – Да, это интересный момент. При идентичности функций у амброзии и амриты, совершенно различное сюжетное оформление мифа. Хотя есть и схожие мифы. Например, в индийской мифологии существует еще миф о воровстве амриты птицей Гарудой и этот сюжет имеет некое сходство с ношением голубями амброзии в Греции. Кроме того, обрати внимание именно на идентичность функции. То, о чем Греция только намекает, как о большой тайне, а именно о связи амброзии и изначальности, то в Индии говорится прямо, где амрита объявляется изначальной живительной влагой, фундаментальней которой ничего нет в этом мире. Кстати миф о пахтанье океана по-санскритски звучит как: амритамантхана, так вот его нет в более древних текстах, например в Ведах, Махабхарата же относительно позднее произведение. А это значит, что миф об амритамантхане скрывалась в древности, как сокровенное знание особой важности. Ведь можно сказать, что амрита является одновременно целью и причиной борьбы духов и начальной и конечной точкой возникающего мира. Кроме Махабхараты пахтанье описывается и в других индийских текстах, например в Пуранах, где упоминается, что боги и демоны изначально были смертны, и причина взбивания океана было именно в получении бессмертия. Если опять же спроецировать это на мифологический корпус эллинизма, то можно в новом свете увидеть причину борьбы между титанами и богами, в титаномахии. Есть еще одна аналогия, которую ты упустила. При пахтанье океана, кроме амриты возник и яд калакута, который выпил Шива, аспект божественного начала отвечающего за разрушение всего. Тут напрашивается аналогия. Амрита связана с созиданием и амброзией или Вишну; а яд калакута с разрушением и нектаром или Шивой. Можно найти и иные аналогии.

М: – Так что ли сома это и есть аналог нектара??

В: – Нет, ни в коем случае. Что касается сомы, то это именно аспект амриты. Просто амрита фундаментальней и мифологичней, а сома практичней и реальней. Сома это амрита в ритуальной индуистской практике, а амрита есть суть сомы. И вообще амритамантхана есть мифологическая интерпретация практических ведических обрядов по приготовлению конкретного ритуального напитка- сомы. Интересно, что и в греческом языке есть слова «сома», только оно там означает телесность в общем и труп в частности. Так что в некотором смысле связь с нектаром действительно есть. Ну а если, в общем, то амрита для богов, а сома для людей. Амрита из океана, т.е. из тьмы изначальности, а сома из Луны.

М: – Что значит из Луны?

В: – В индуизме понятия сомы и Луны взаимозаменяемы. Луна есть сома, а сома это Луна. Можно сказать, что Луна сосуд для сомы. Хотя, конечно же сома не Луна, ибо Луны есть свое имя – Чандра, но Луна именуется “величайшей небесной славой Сомы”. Когда боги пьют сому из Луны, то она превращается в месяц. А ритуальное приготовление сомы интерпретировалось как космогонический акт происхождения всего существующего из хаоса первичных вод.

М: – А мог в Индии человек выпить амриту. Вот вы говорили, что в Греции вкушение амброзия подобно созерцанию вечного. А в Индии есть подобные представления?

В: – Это хороший вопрос. Был такой широко известный неоиндуист Сатья Саи Баба, что умер совсем недавно, так вот он считал, что идентичность сомы и Луны символизирует переменчивый ум, который, как Луна, то растёт, то убывает, и не способен долго оставаться в покое. Поэтому питье сомы символизирует процесс, с помощью которого ум поддается контролю, становится неактивным и безвредным. У индусов существовала даже специальная Сома-чакра, что располагалась на лбу. Таким образом, происходит отказ от прихотей ума, или пожертвование им ради достижения царства вечной вселенской истины. В этом ключе сома символизирует человеческий ум, а амрита, достижение этим умом божественного начала. Сома это психика человека, аналог души, а амрита скорее обозначала дух, то есть связь души с богом. Хотя амрита та же сома, только после приготовления внутри медитативной практики пахтанья своего ума ради его отождествления с божественным. Но все же тут видится кардинальное отличие от греческих представлений. Греческий созерцатель тянется к божественному, которое есть для него реально и встреча с этой реальностью и есть амброзия. Для индуса же амрита это изменение собственного ума.

М: – Тогда можно ли сказать, что созерцание неоплатоников и индуистов это не одно и то же?

В: – Это не такой простой вопрос. С одной стороны и неоплатонические и индуистские духовные практики находятся в общем языческом контексте связи человеческой души с безличным божественным началом, но с другой стороны эту «безличную божественность» две традиции понимают различно. Дело в том, что для философствующих греков, то безличное божественное начало, которое они именовали Единое и слиться с которым они стремились, было объективной реальностью, а для индусов подобная божественная безличность или Брахман, аналог Единого, был уравновешен с человеческим началом. Более того, внутри индийской традиции представление об этом божественном безличном начале допустим у индуистов и буддистов, разнится даже больше, чем у тех же индусов и греков.

М: – Так и в чем разница между греческим, индуистским и буддийским созерцанием? Отсюда ведь вытекает разница в их понимании амброзии-амриты?

В: – Дело в том, что неоплатоники понимали Единое как реально существующее начало, от которого отпало материальное и в лице человека, хотящего вернуться, как брызги морской волны сливаются опять с морем. В индуизме божественное начало Брахман уравновешен с человеческим началом под названием Атман, то есть божественное и человеческое объявляются тождеством. Более того, пока они не уравновесятся, они друг друга не увидят. Брахман не есть объективное, и Атман не отпадал от него, просто потеря тождества между тем и другим, этакий перекос, породил эффект материального мира, которого и не должно быть. Говоря по-другому, невозможно сказать, где море, а где капля и кто в кого возвращается. В буддизме же Нирвана, аналог Единого, никак не связана ни с человеческой, ни с божественной реальностью. Это отрицание в чистом виде, ибо она никак себя не проявляет. Так называемая реальность это скорее проблема человека, который так себя должен расположить, чтобы увидеть отсутствие всего.

Поэтому амброзия греков это проявление божественного реального начала. Амрита индуистов это уравновешивание божественного и человеческого, а амрита буддистов это растворение и человеческого и божественного начал.

М: – Я мало чего поняла. А можно на каком-нибудь примере показать, в чем отличие между потреблением амброзии для грека, амриты для индуиста или буддиста?

В: – В греческом смысле амброзия это встреча и отношение высшего с низшим и растворение. В индуистском смысле амрита это как раз конец отношений и слипание, а в буддийском это выход из любых отношений. В принципе это разный подход к бессмертию, что говорит о том, что основатели мифологических этнических школ уже не имели общего представления о бессмертии и различно понимали, что же это такое.

М: – Так, пока отложим Индию в сторону. Но я вот прочитала и про персидский или иранский вариант амброзии – амертат или хаома. Чем они отличаются от индийской амриты и сомы?

В: – Здесь мы видим ту же картину, а именно сходное по функциям и имени мифологическое понятие и совершенно иной смысл. Причем в Персии Амертат это именно бессмертный дух растений, у которого есть брат Аурват – живительный дух воды. Как тут не вспомнить твердую амброзию и жидкий нектар. Вообще, если говорить об иранской традиции, то на ней лежит яркая печать дуализма, можно сказать, что вся иранская мифология движется внутри мифа о противоположных близнецах. У них есть божественное первоначало под именем Зерван Акарана, которое, однако, имеет два состояния проявляющееся как добро – Ахура Маздра и зло – Арихман, и объединить эти состояния сам Зерван Акарана не может. Ахура Мазда – доброе и упорядочивающее начало, примерно соответствует Логосу греческой философии, и он создал шесть святых. Так вот пятым святым и был Амертат, или архетип растений. Именно он защищает все растения земли от зла. Амертат это дух, который владеет напитком Хаома, сделанный из Древа Жизни. В чистом виде хаома  дарует бессмертие, а помещенное в различные растения сообщает им или целебные или питательные свойства. Так вот ритуал, связанный с приготовлением хаомы являлся центральным в персидской религии, как первожертва, в котором одновременно присутствовали все стихии. Заратустра – основатель зороастризма, или реформации иранской религии одно время боролся с культом Хаомы, но потом сам Заратустра объявил себя видом Хаомы и на этом и примирились. Зораостризм вытеснил древние персидские обряды, так что все что связано с хаомой оказалось на периферии. Можно реконструировать, что бессмертие в персидском варианте это приобщение к Ахура Мазде посредством хаомы и появление в человеке духа Амертат. В Иране хорошо видно, что амертат это именно дух, а хаома его воплощение в виде ритуального напитка из конкретных растений.

М: – Так что же получается, что в разных религиях бессмертие понималось совершенно по-разному?

В: – Совершенно верно. Это странное и трагическое состояние человеческого духа, что такая важнейшая тайна как бессмертие толкуется в разных традициях совершенно по-разному. Видов бессмертия на самом деле много. Говоря о бессмертии, мы все неявно христиане, поскольку под последним понимаем именно личное бессмертие с сохранением индивидуальных особенностей и самосознания. Хотя для атеистов бессмертие имеет оттенок либо биологический – продолжение в детях, либо социокультурный – продолжение в славных делах и произведениях. Но в греческом понимании бессмертие понималось скорее метафизически, как поглощение человеческой сущности безличной абсолютной субстанцией. В индийском варианте бессмертие есть скорее свойство человеческого сознания обретшего некое состояние безразличия ко всему, в том числе и к бытию, как к своему, так и к божественному. В персидском же варианте бессмертие есть соединение с животворным началом мироздания инициируемая божеством. Кроме того, есть еще масса других пониманий бессмертия.

М: – А в европейских народах есть аналоги «амброзии»?

В: – В скандинавской мифологии известна пророческая голова великана Мимира, от которого исходит источник у Мирового древа жизни. Отсюда кстати «мемори» – «память». У кельтов аналог скандинавскому Мимиру, маг Мерлин, у которого есть второе имя – Амвросий  указывает, что он без родственников, то есть без крови. Но здесь у меня мало сведений и познаний.

М: – Это очень странно. Слово сохранилось, а понимание его так различается в разных культурах. А что же оно значило на самом деле изначально, ведь в таких разных языках оно звучит одинаково, значит оно древнее, чем эти языки?

В: – Ну вот давай и поговорим про это в следующий раз.

М: – Хорошо. А что мне посмотреть для подготовки?

В: – Попробуй внимательно поискать этимологию слова «амброзия». Поговорим про это.

М: – Ладно, попробую, хотя я уже смотрела.

 

Беседа третья, этимологическая

В: – Ну и как? Ты чего-нибудь нам приготовила?

М: – Я ничего особенного не приготовила, посмотрела этимологию слова, и везде пишут одинаково. «Амброзия» переводится как «бессмертие», где «а» – «отрицательная частица», и «мр» корень означающий «смерть». У меня сразу возник вопрос, откуда в греческом варианте появляется буква «Б», которая иногда заменяется на «В». Как она пролезла между «М» и «Р», и почему ее нет в индийском и иранском вариантах этого слова? Нигде я ответа так и не нашла.

В: – С одной стороны этот вопрос не такой трудный, но с другой он потянет за собой много других трудных вопросов. Так вот, насчет появившегося после «М» звука «Б» или «В». Вот попробуй произнести звук «м-м-м-м», протяни его, почувствуй, как идет и поет воздух. Это так называемый билабиальный носовой сонат, то есть выходящий звук блокируется губами и языком, так что воздух идет через нос. Но если звук преодолевает преграду и выходит через рот, то носовой «М» звучит как ротовой звонкий «Б», или глухой «П», или как «В». Вот и получается вместо «М»: «мб, мв, б, в, п, ф, ж», возможны варианты «бн, бнт, внт, вт, вд, нт».

М: – А почему так происходит?

В: – И от нечеткости артикуляции, и от особенностей произнесения звуков у разных народов, их акцентов. Уверяю тебя, что ты не всегда сможешь узнать, например, имя «Амвросий» в других языках.

М: – А можно примеры??

В: – Пожалуйста. Например, югославский  коммунистический президент Брос Тито, или голливудский актер Брюс Уиллис. В Испании вообще исковеркали до Лочо, а в Италии Джино или Джиджи. В Белоруссии – Брасюк. В Польше – Брощ, а в Чехии – Ажек. Короче всяких вариантов масса.

М: – Но все же исконный корень остается «МР»? А почему именно через этот корень обозначается понятие «смерти»?

В: – А вот здесь, я бы не спешил. Понятно желание приписать корню одно единственное значение, но, тем не менее, корень слова не совсем точка, а некое облако, куда входят и другие родственные значения. Почему в русском языке так похожи «мор» и «море»? В греческом языке «муриос» означает «бесчисленный». Так что на стыке возникают весьма интересные ассоциации. Амброзия как соединение с неисчислимым морем. Если ты возьмешь сам по себе корень «МР», то увидишь, что у него масса интересных значений. И это связано с тем, что первично корень слова описывал не конкретный объект, а целую ситуацию, где все вещи принимающие участие в этой ситуации обозначались одним корнем с небольшими вариациями.

М: – И что все эти значения корня «МР» известны?

В: – Конечно, достаточно посмотреть в словарях слова с корневым «МР», но с разными гласными. Но я думаю, что нам следует пойти немного по другому пути и опуститься на более фундаментальную ступень, посмотреть смысл отдельных звуков «М» и «Р», а уже потом соединить их в общий корень.

М: – А разве возможно, узнать смысл отдельной буквы?

В: – Мне думается, что это возможно. Ведь даже интуитивно мы ощущаем разную смысловую наполненность того или иного звука по настроению или музыке. Вот с чем у тебя ассоциируется звук «М» или «Р»?

М: – Ой. Ну, «М» это нечто просторное, доброе, теплое, как молоко и мама, а «Р» звучит как нечто резкое, рычащее, острое.

В: – Примерно так и есть. Если все слова с корневой буквой «М» собрать и проанализировать, то теоретически можно реконструировать связанную с этой буквой общую тему.

М: – И что такую работу кто-то делал?

В: – На глобальном материале никто этим не занимался, хотя давно напрашивается, а вот на локальном языковом материале такие попытки имеются. Например, передо мною диссертация Сундуевой Екатерины Владимировной, которая на базе тюркских языков сделала попытку реконструировать смысл корневой буквы «М» и корневой буквы «Р», и соответственно корня «МР». Если кратко, то она считает, что смысл звука связан со способом его произношения. Так согласный «М» произносится благодаря смычке губ и служит для выражения значений, связанных с тишиной, уютом, собиранием воедино. Отсюда слова с доминирующей корневой «М» связаны с обозначением чего-то мягкого, нежного, тихого, спокойного, округлого, сладкого, вкусного. Другие же согласные корня позади или впереди «М» усиливают значения этой доминантной буквы. Если же «М» стоит в сочетании с более сильной согласной, то она смягчает действие последней. Так звук «Р» сильнее звука «М». Что же касательно звука «Р», то этот дрожащий сонат воспроизводится пассивным дрожанием кончика языка в струе проходящего воздуха. В связи с этим звук «Р» обладает широкими возможностями для звукоподражания голосам различных звуков природы, диких и домашних животных, птиц и насекомых. Кроме того для передачи возбужденного или дискомфортного состояния организма. В связи с этим звук «Р» стал доминирующим в корнях для обозначения всего острого, а так же связанного с этим разрезов, разрывов, а так же резких звуков, острых запахов и тому подобное. Растения, обозначаемые через корневое «Р» обычно с острыми шипами, или с резким запахом, с резким вкусом, с опьяняющими свойствами, могущее перевести человека в возбужденное состояние. «М» по смыслу противостоит «Р» и поэтому пара «М-Р» используется в языках для обозначения противоположных признаков. В этом смысле при встрече эти две буквы могут служить выражением полноты, переполненности, глобальности, изначальности, таинственности, божественности. Мне думается, что это достаточно адекватное передача абстрактного смысла корня «МР».

М: – Но эта работа сделана на базе тюркских языков, а распространяется ли она на другие языки?

В: – Ну давай попробуем провести небольшую проверку на русском языке. Я вот возьму словарь морфем русского языка и буду называть слова на «М».

М: – Хорошо.

В: – Я буду перечислять только одно- и двухсложные слова, как наиболее древние. Мох. Мех. Мука. Мед. Мать. Мясо. Мышь. Моль. Мель. Мяч. Мять. Меч.

М: – Так «меч» ведь острое оружие.

В: – Название, скорее всего, связано не с формой меча, а с функцией: измельчать, делать мясо, мягкое месиво.

М: – Вроде бы действительно все мягкое и измельченное. А слова на «Р»?

В: – Пожалуйста. Рак, роща, речь, рев, ряд, режь, ржа, рой, ров, рог, род, роза, репей, роса, рот, руби, рука, рыть, рыба, рысь, рябь, рыло, репа, рви, река, рало.

М: – Да, чувствуется режущая энергия и острые углы. Но допустим «река» или «роса»?

В: – «Река» разрезает берега, а «роса» это капли, что появляется из разреза.

М: – Да действительно, а каковы русские слова на «МР»?

В: – Давай попробуем. Мир, мрак, море, как безграничное пространство. Мор, как выход в безграничное. Марь, морок, мерцать, как связанное с неясностью, таинственностью. Мороз, мразь, морось – явная связь с водой в атмосфере с эффектом тумана, сумрака. Мурава, как трава.

М: – А слово «мурава» тут причем? Это вроде как мягкая зеленая травушка-муравушка.

В: – «Мурава» этимологически это не зеленая, а гнилая, разлагающаяся трава, типа силоса, короче умирающая, мокрая и пахнущая. Кстати берег моря всегда пахнет гниющими водорослями. Так что мурава это выброшенная морем трава. Можно сказать, что это трава после того как ее стали растирать, выжимать, так что это один из аналогов амброзии-амриты. Амрита ведь напиток именно из трав. Собственно само пахтанье океана есть мифологическое воспроизведение приготовления ритуального напитка в ступке. Смесь трав клали в деревянную кадку, подливали воду и молоко, вставляли в кадку каменный пестик обмотанный веревкой и домочадцы по очереди тянули веревку и таким образом приготовляли амриту-сому.

М: – А что значит имя «Мария»?

В: – Ну, если исходить из того, что это еврейское слово, то этот корень на иврите значит «мятежная, непокорная, опасная, резкая, горькая, печальная, отвергнутая». По еврейскому толкованию, так назвали Мариам, сестру Аарона и племянницу Моисея, потому как жизнь в Египте стала горькой и невыносимой при фараоне. Говоря по-другому, горечь этой жизни толкнул евреев к Богу и к мятежу против египтян и к исходу из Египта. Поскольку Иисус Христос так же выводит людей из горечи этой жизни, то Дева Мария как раз подходит это имя, тем более, что «оружие прошло сквозь ее душу», при распятии Сына, то и тут это имя вполне оправдано.

М: – Никогда бы не подумала, что мое имя имеет такое значение. Хотя, очень похоже на мой характер. А есть в русском языке, что-нибудь соответственное «амброзии-амрите», ведь славянские языки, как я слышала, родственны и индийским и иранским языкам.

В: – Да, вопрос напрашивается. Соме и хаоме обычно в параллель ставят русское «хмель». А вот «амброзии», я ничего не нашел в соответствии кроме «смородины». Кажется, немного притянуто за уши, но тут вряд ли речь идет именно о смородине как ягоде. Известна же что «Смородина» есть название в русских мифах огненной реки, что отделяет живых от мертвых, через которую переброшен Калинов мост, а на берегу растет ракитов куст. Поскольку и смородина растет по берегам рек и обладает резким запахом и пряным вкусом, так что название реки перешло и на ягоду. И вообще «смородина» от «смрад» – резкий запах, и он не обязательно неприятный, смрадом называли и благовоние. Так что перешедший через «Смородину» и обретал «бессмертие». Все совпадает.

М: – Это убедительно. А что означал корень «МР» в других языках?

В: – Если смотреть по глобальной этимологии Сергея Анатольевича Старостина, то кроме известного значения «заболеть, умереть», этот корень мог означать «водное естество», например то же «море, изморозь, мороз, морось», далее «ягоду» (морошка, смородина);  новое, молодое; путь-дорогу (маршировать); высокую гору; богиню судьбы и смерти (мойра, марена). Кстати сюда можно отнести и Меркурия, что нес души на тот свет. Если, в общем, то этот корень означал именно переход через что-то резко опасное. В самом корне прячется картина, где «М» это сохранение внутреннего покоя, а «Р», нечто старающееся этот покой нарушить. В этом смысле «смерть» это не факт умирания, а именно факт перехода в иное состояние, а «море» не сам водный простор, а тот простор, который необходимо преодолеть, что собственно и есть Судьба.

М: – Вот теперь я немного поняла. Тогда осталось выяснить про букву «А» впереди корня. Откуда она по происхождению?

В: – Мне думается, что это остаток ларингала.

М: – Первый раз слышу такое слово. И что значит?

В: – Ларингал это древний гортанный звук, вроде глубокого откашливания «кхм, кха» и ныне исчезнувший во всех языках. Ларингал постепенно исчез в начале слова, оставив после себя долгую гласную или долгую гласную и согласную сонат: «а», «ам», «an», что называют «вокализацией ларингала». Судя по всему, впереди слова он означал не то чтобы отрицание, а отделения и возвышение, порыв вверх. Кстати он, вполне, мог перейти и в букву «С» и тогда корень «СМ» может быть таким же переозвученным ларингальным согласным. Это нам позволяет объяснить тесную связь «сомы и амриты», «хаомы и амертаты». «СМ» + «МР» и дают «амброзию». Получается тут что «СМ» дает импульс к преодолению, а «МР», сам факт преодоления, и все вместе и означает «амброзия», то есть обретение нового качества. Сначала пили ритуальный напиток, а потом шло внутреннее действие по обретению качества заложенного в мистерии этого напитка.

М: – Большое спасибо. На сегодня, наверное, достаточно, нужно как-то утрясти услышанное.

В: – Да, мы плодотворно поработали. Давай, до завтра.

 

Беседа четвертая, мифологическая

В: – Ну что ж, давай продолжим. Какие у тебя еще остались вопросы?

М: – Вот мы вчера так хорошо поговорили про морфологию, а в мифологии мы ограничились только Грецией, Индией и Ираном. Но ведь тема бессмертия касалась всех, как же все другие народы отражали ее? Это вообще возможно узнать?

В: – В общих чертах это вполне возможно, поскольку существуют различные тематические классификации мифологических сюжетов всех народов. Самым известным является «аналитический каталог мифологических сюжетов Юрия Евгеньевича Березкина» и по нему вполне можно проследить варианты мифологического сюжета путешествующего по народам. Другое дело, что сюжет мифа ветвится и трудно отделить основную тему от второстепенных. Мне думается, что тема амброзии существует внутри мифологической темы: «съедобное небо» или «съедобная луна».

М: – Что это означает «съедобное небо» или «съедобная луна»?

В: – «Съедобная небо или луна» это просто тема внутри каталога, в котором подбираются мифы со всех известных источников. Мы исходили раньше из самого слова: «амброзия», но оно ведь живет не само по себе, а связано с какой-то мифологической темой. Понятно, что в других народах «амброзия» могло выражаться и через другие корни и звучать по-другому.

М: – А почему «съедобная небо или луна»? Допустим, амрита получается из моря?

В: – Ну, не совсем из моря, а из первичных вод, из которого вышло и небо, и Солнце, и Луна. Поэтому небо выступает заместителем первичных вод, а Солнце или Луна заместителем неба, поэтому речь идет на самом деле о «съедобном начале».

М: – И о чем же эта мифологическая тема?

В: – Когда-то изначала Небо, или Луна или облака были съедобными и были очень близки к земле, так что ими можно было питаться и через это получать бессмертие. Однажды люди стали грубо и дерзко относится к этой пище и Луна (небо, облака) обиделись и поднялись вверх, лишив людей источника этого питания, а заодно и бессмертия.

М: – А как они обидели их?

В: – Тут уже вариантов много. От Луны откусывали куски собаки, отсюда смена фаз; с Луны капал жир, и его выливали в помойное ведро; бабка подтерла Луной обмаравшегося младенца, отсюда пятна на Луне; небо задели метлой, и оно обиделось. Есть еще варианты, когда до неба или до Луны лазали по дереву за небесно-лунным медом, и жили вечно, но дерево царапало небо, и его срубили или оно упало, и люди потеряв доступ к небу стали умирать. Еще вариации мифа: на Луне растет дерево бессмертия, это и есть пятна на Луне, и к Луне приставлена лестница, или строится башня к дереву на Луне, лестница или башня падает, и люди начинают умирать. Есть вариант, что Луна передает разным животным эликсир бессмертия, но те забывают или проливают, либо сама Луна и есть змея, сожрали бессмертие. Или люди не хотели меняться как Луна и умерли. Существует и обратная версия, это с Луны свисала цепь, веревка, лиана, дерево или тело змеи и по ней люди могли забираться на небо, а когда она оборвалась, то пришла смерть.

М: – Ой, как много всего, столько вариантов и персонажей. Я недавно смотрела фильм «Джек – покоритель великанов», там как раз по бобовому стеблю слезли всякие великаны-уроды с облаков.

В: – Да, это один из вариантов «съедобного неба». Только в них смерть олицетворяется людоедами или великанами, которые получают возможность добраться до земли. Вернее они сперва залезли на Луну, срубили там Древо Жизни, а потом уже полезли на землю. Хотя вариаций тут бесконечное число. Главное, что есть некая условная веревка связывающая небо и землю, в ней все дело.

М: – И что такое эта «веревка»?

В: – Я понятия не имею, что такое «веревка». Под ней может скрываться все что угодно. Иногда это змей. Иногда это Млечный Путь. Иногда вместо веревки фигурирует радуга, а иногда это лиана, или дым, или дождь, или роса. Она же лестница и башня. Мне думается, что «амброзия» это просто один из вариантов данной «веревки». Вот почему-то сейчас увидел картину. В котле Большой Медведицы варится медвяная Луна полная амброзии, и молоко Млечного Пути подливается в котел, и пряные корни в виде падающих звезд падают в него, а жир из котла выпадает на землю в виде ночной росы. Вполне возможно, что под этим скрывается просто человеческий взгляд.

М: – Как это взгляд?

В: – Взгляд в мифологии всегда был связан с притягиванием. В Японии существовал миф притягивания территорий «кунибика». Считается, что его ритуально проводил жрец зрительно, смотря на чужую землю и совершая «психоментальную космоустроительную операцию». Аналогичный ритуал связан с наблюдением за восходом или закатом, как способ гармонизации космоса, общества и сознания, и по сути это все варианты приближения неба. Смысл этого мифологического ритуала перейти из состояния обыденности в состояние предстояния перед вечностью и подобный переход был аналогичен брачному союзу. Кто-то смотрит на небо, зевая, а кто-то ищет на Небе ответ на вопрос о бессмертии. В первом случае это пустой и бесплодный взгляд, а во втором взгляд плодотворный и амброзический. Потому как в первом случае человек равнодушен к Небу, а во втором у него возникает отношение к Небу, которое он может символизировать любым элементом природы.

М: – Да, действительно. Иногда мне совсем небо не интересно, а иногда я долго смотрю на него, будто что-то хочу увидеть. Это бывает и днем, когда смотрю в бездонную голубизну, бывает и ночью, когда рассыпаются бриллиантики звезд. Еще меня действительно с детства интересует Луна, да и подсвеченные Луной облака, да и вообще облака. А уж что говорить про восходы и закаты.

В: – Конечно за всем подобным зрением небесных просторов скрывается поиск бессмертия, который мало кто сейчас осознает. Взгляд человека ищет амброзию, и с этим никто ничего не может поделать. А в движении светил человек искал ответ, почему эта амброзия так далеко и почему ее так трудно добыть. Более того, основной массив мифологических сюжетов в связи с потерей бессмертия связан именно с движением Луны и Солнца по небосводу. Мифы народов ее интерпретируют как семейную ссору между Луною и Солнцем, где Луна это девушка, которую обесчестили, или хотели обесчестить, и это привело к потере бессмертия. Пятна на Луне есть след от порока или этого конфликта с Солнцем: шрам, рана, ожог, грязь, нечистота и тому подобное. Луна же обиженная, оскорбленная, изуродованная девушка, что хочет отмыться от своего позора и смена фаз как раз очищение и обретение бессмертия, так что пятна позора обращаются древом бессмертия. Может быть и наоборот, Солнце это девушка, но сути это не меняет. Тут как всегда вариантов много, главное, что Солнце и Луна родственники, дети, отец и дочь, муж и жена, брат и сестра и другие варианты, и между ними конфликт и погоня. Этим символизируется не только внутрикосмическая, но и внутриличносттная трагедия, которая привела к потери бессмертия.

М: – У меня конфликты и с мамой, и с молодым человеком, и с преподавателями, все меня в чем-то обвиняют и чего-то от меня хотят. А я как Луна, убегаю от всех с темными пятнами вины.

В: – Вот, вот. Была такая исследовательница дальневосточной мифологии Никитина Марианна Ивановна, так вот она считала, что миф о Солнце и Луне и их отношениях является ключевыми для всех дальневосточных традиций: Кореи, Китая, Японии и других. Более того, она считала, что в этих мифах зашифрованы не просто космогонические представления, а ключ к стабилизации социума и семьи. Чтобы состоялось общество людей, они все должны иметь отношение к некому общему Облику, или как она его называет к «облику старшего». Любая агрессия, это агрессия в первую очередь на этот внутренний облик, которые если замутится, то человек перестает ощущать себя членом единой общины или рода. Убить врага это не значит уничтожить его физически, а значит отстоять свой облик старшего и уничтожить этот облик у врага, т.е. потрясти сознание врага, чтобы он увидел свою несостоятельность и отказался от своего облика старшего и признал себя частью облика победителя. Агрессора потрясали благородством своего Облика и прощали только при его отказе от прежнего облика. Любой ритуал или культура связаны с обновлением облика старшего в народе. Кто сохранит этот образ, невзирая на агрессию, тот и получит бессмертие. Созерцание неба, Солнца и Луны и составлял ритуал по сохранению облика старшего, и в этом была суть всей ритуальной поэзии и эпитетов. Никитина реконструировала первоначальный миф, который потом мог проявляться в самых различных вариантах и образах и объединял их всех единой логикой.

М: – И какова же реконструкция этого первичного мифа? Это очень интересно.

В: – Перед глазами человека каждые сутки разыгрывается таинственная мистерия, а именно утро, день, вечер и ночь на сцене неба, и связанные с этим движения светил: Солнца, Луны и звезд. И каждый год повторяется весна, лето, осень и зима. Первичный миф видел в утре возможность обретения бессмертия в виде рождения или творения чего бы то ни было от божества; днем осуществлялся брак с себе подобным и приготовление эликсира бессмертия; вечером происходила семейная ссора или измена и потеря бессмертия, а ночью – возвращение к оставленным родителям и вновь обретение бессмертия. Именно поэтому Луна и ночь считались источником амброзии.

М: – Мне кажется, все это неуловимо напоминает и объясняет библейскую историю. Утром Бог творит Адама и Еву; днем они женятся и готовятся стать бессмертными; вечером изменяют Богу и ждут ночи искупления.

В: – Совершенно правильно. Хотя в Библии использовался мифологический материал не Дальнего, а Ближнего Востока, но по сути эта действительно универсальная реконструкция и на этом материале можно показать, как автор Библии через него пытался выразить тайны, которые потом смели все мифологические варианты, оставив один: смысл отношения между личным Богом и личным человеком.

М: – А, допустим, православие, так же использует эту символику?

В: – Конечно. Утро – воскресение Христа, день – Его проповедь, вечер – Распятие, а ночь – выведение из ада душ умерших, то есть обретение ими бессмертия. Этой символикой пронизано и богослужение. Да и Сам Христос, если помнишь, говорил о приближении неба. Фактически это означало возможность получить допуск к утерянной амброзии.

М: – А кто-нибудь сейчас смотрит так на небо, как смотрели раньше?

В: – Мне думается, что такие люди всегда есть. Только хочу напомнить тебе, что как по-разному, даже языческие традиции относились к пониманию бессмертия, так и люди, смотрящие на небо, могут видеть там совершенно разное. Поэтому нужно быть осторожным, прежде чем все нанизывать на один сюжет. Хотя в принципе суть одна: отношение между Высшим и низшим. Но как по разному люди понимают это отношение, тем более сейчас, когда современное сознание не только не религиозно, но даже и демифологизировано. Конечно, всегда остаются поэты и художники, которые, не зная мифов, как бы заново воспроизводят их.

М: – А какие-нибудь неандертальцы, так же смотрели на небо?

В: – А зачем тогда они расписывали своды пещеры? Очевидно, что пещерный купол и был их аналогом неба. Ладно, давай сегодня завершим, чего-то я устал сегодня. Мы будем еще встречаться?

М: – Да, мне хотелось бы продолжения.

В: – Тогда до завтра.

 

Беседа пятая, пещерная

В: – И чем мы завершили вчерашний диалог?

М: – Мы завершили его разговором о неандертальцах в пещере. Как я поняла, что свод пещеры аналогичен своду небесному. Еще я подумала, что пещера это естественное первое жилище человека и в пещере человек и начал философствовать. Только что в пещере могло символизировать амброзию?

В: – Про это то же есть различные исследования. В пещере есть многочисленные источники, стены может покрывать конденсат, может просачиваться вода прошедшая минерализацию, проходя через горные породы, и все это может служить символом амброзии. Хотя в эллинской традиции с амброзией ассоциировался пещерный мед. Это описание находится у того же Гомера в 13 главе «Одиссеи». Прочитать?

М: – Конечно. Это же эллинизм. Прямо по теме.

В: – Ну да. Обрати внимание, как Гомер сравнивает пещеру с космосом. Вот послушай:

«Возле оливы – пещера прелестная, полная мрака,
В ней – святилище нимф; наядами их называют.
Много находится в этой пещере амфор и кратеров
Каменных. Пчелы туда запасы свои собирают.
Много и каменных длинных станков, на которых наяды
Ткут одеянья прекрасные цвета морского пурпура.
Вечно журчит там вода ключевая, в пещере два входа.
Людям один только вход, обращенный на север, доступен.
Вход, обращенный на юг, – для бессмертных богов. И дорогой
Этой люди не ходят; она для богов лишь открыта».

М: – Но тут ни слова про амброзию.

В: – Верно. Но на этот отрывок есть толкование неоплатоника Порфирия. Я тебе зачитаю выдержки из него:

«Но почему амфоры полны не водой, а сотами? Ибо в них, сказано, гнездятся пчелы. Теологи пользуются медом для многих различных символов, ввиду множества заключенных в нем возможностей, так как мед обладает и очистительной и охранительной силою… Под нектаром и амброзией, о которых поэт говорил, что их вливают в ноздри умершему для того, чтобы предупредить тление, некоторые считали правильным разуметь мед, так как мед есть пища богов. С помощью меда Зевсу удалось, по словам Орфея, осилить Кроноса, когда этот последний, опившись медом и с помраченным сознанием, как от вина, уснул. По Орфею, Ночь, внушая Зевсу хитрость, с которой был связан мед, говорит: “Когда же увидишь его под ветвистым дубом, от дел жужжащих пчел опьяневшего, свяжи его”. Так и случилось с Кроносом. Связанный, он подвергся оскоплению, как и Уран. Теолог объясняет иносказательно, что божественные существа через наслаждение сковываются и низводятся медом в мир становления. Это наслаждение брачным союзом объединяется для них со сладостью меда, с помощью которого хитростью был оскоплен Кронос. Итак, мед употребляется и для очищения и как средство против тления, естественного в природе, вызывает наслаждение, связанное с нисхождением в мир становления… Точно так же и Луну, как покровительницу становления, называли пчелой. Мед делали иногда и символом смерти, почему возлияния медом были жертвой подземным богам, а желчь – символом жизни. Этим как бы намекалось на то, что наслаждение погашает жизнь души, а горечь – возрождает, ввиду чего и богам приносили в жертву желчь. Или этим намекалось на то, что смерть – разрешительница скорбей, а жизнь полна страданий и горечи».

М: – Если я правильно поняла, то здесь мед это нектар и связан с воплощением, а амброзия как желчь и связана с возвращением души в исконное состояние. У Прокла как-то по-другому было.

В: – Молодец, ты верно подметила это различие. Поскольку эта пещера нимф есть космос, то и вещество, в ней собираемое связано с воплощением в пещере и значит это нектар. То же что связано с выходом из пещеры, то есть амброзия не упомянута по причине таинственности этого дела. У Прокла по-другому сказано, но по сути, тоже самое. Нектар связан с воплощением, а амброзия наоборот.

М: – Но что такое двое врат, для богов и людей?

В: – Аналогично и врата, ясно, что один путь для людей, или воплощение, а другой путь для богов, то есть развоплощение. Вообще философы страшно любили пещеры, так что вполне возможно, что философия просто римейк неандертальских размышлений. Так и центром платоновской системы считается его описание пещеры.

М: –  И как Платон ее описал?

В: –  А я тебе сейчас прочитаю, раз уж у нас доклад об эллинизме. Это из трактата «Государство». «Можно уподобить нашу человеческую природу людям, что как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю её длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнём и узниками проходит верхняя дорога, ограждённая невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол. За этой стеной другие люди несут различную утварь, держа её так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат. Находясь в таком положении, люди видят только тени, отбрасываемые огнём на расположенную перед ними стену пещеры».

М: – Я плохо эту картину представила? Одни люди сидят, а другие ходят и показывают им кукольный театр. Чем одни люди отличаются от других?

В: – Здесь на поверхности лежит классическая эллинская идея о разделении мира на идеальный и материальный. Идеальный и есть реальный, а материальный мир, только блики на стене. Очевидно, что прикованные люди это и есть мы с тобою, а люди несущие кукол это духи, а может жрецы. Реальные же вещи и существа живут вне пещеры. Отсюда ясно, что может осуществить человек, стремящийся стать философом. Сначала отвернуться от бликов и увидеть реальных кукол, затем все же не остаться с артистами, а выйти из пещеры в реальность.

М: – А если теперь сравнить пещеру Порфирия и пещеру Платона?

В: – Если сравнить, то если по Порфирию мед внутри пещеры соответствует огню в пещере Платона. За пещерой светит солнце Блага, но не подготовленному Его нельзя увидеть, иначе он ослепнет, и огонь промежуточный между бликами и Солнцем и является аналогом амброзии. Обрати внимание, что боги ведь не проникают в занебесную область, а движутся по границе вкушая амброзию, но, не соединяясь с Единым. Так и в пещере Платона некие люди несут предметы, развлекая сидящих, но они не выходят из пещеры и огонь несет двоякую функцию: создает им свет и уют в пещере и еще отбрасывают тени от из скульптур. Прикованные же люди сидят во тьме и не видят не то что света от выхода, но даже и огня, только блики. Амброзия стабилизирует богов, отчасти перепадает и людям, как отсвет. Философ же дерзновенно хочет совершенно покинуть пещеру.

М: – А есть еще пещера циклопа Полифема, в которой застрял Одиссей. Я фильм смотрела.

В: – Это отличный образ для очередного сравнения. Очевидно, что сидящие и прикованные люди соответствуют пленникам, а воплощенное бытие соответствует дикому, а потом еще и ослепшему тупому великану Полифему. Полифем это идея, лишившаяся на воплощение. Кстати «Полифем» переводится как «многоречивый, болтун», то есть поверхностный мужлан. Кстати вот тебе еще один вариант сюжета: «Джек – покоритель великанов». Ясно, что Одиссей это философ, старающийся вырваться из профанного и обыденного пространства пещеры. Тогда амброзии соответствует молоко овец, собственно овцы и спасают Одиссея с его спутниками, вынося их из пещеры. Нектару же соответствует вино, которым Одиссей опьянил Полифема и лишил его зрения. Так же как и Зевс через это лишил производящей силы Кроноса. Обрати еще внимание, что одиссей назвался именем «Никто» и это важнейший момент для выхода из пещеры.

М: – Все-таки мне не совсем понятно, что будет, если выйти из пещеры? Что после этого делать? Меня всегда раздражали сказки, в которых все заканчивается свадьбой Иванушки и Царевны, хотя дальше и начинается самое интересное. Ну, вышел Платон из пещеры, а дальше что?

В: – Ну если ты конкретно про платоновское представление, то ничего кроме света увидеть нельзя, Платон исчезнет, растворившись в Благе. Хотя, судя по контексту, Платон не собирается совсем покидать пещеру, он только глянет на свет, приобщится к вечности и вернется в пещеру расковывать и обращать приманенных бликами узников. Но мне думается, что в контексте общемифологическом все не так радикально. Был такой теоретик традиционализма Рене Генон, так вот он вполне обоснованно считал, что символ пещеры жестко скреплен с символом горы, так что, выйдя из пещеры человек, увидит гору, конечно же, мировую гору, с мировым Деревом Жизни, и ему нужно будет принести мирную жертву. Гора же необходима, чтобы вкусить неба, ну или амброзии с неба. Есть мифологические варианты, когда Древо Жизни растет как раз из неба, так что ее верхушка касается мировой горы, тогда искомая амброзия будет молодильными яблоками с ее ветвей.

Собственно вокруг этого крутится вся символика погребения с надеждой на будущую жизнь, начиная с древнейших времен, ибо могила и есть пещера, и есть утроба рождения в другой мир. Могила же внутри кургана, пирамиды, или хотя бы холмика, это и есть внутренность беременного живота матери-земли. Кстати гора в ближневосточной традиции именовалась Меру или Сумеру. Как не вспомнить гору Мория, где Авраам чуть не принес в жертву Исаака. Более того очевидно, что на этой горе идет амброзийный дождь, или стоит амброзийный туман, или даже амброзийный снег.

М: – Откуда это видно?

В: – С горы и видно, то есть исходя из этимологического контекста. На греческом языке «омброс» – ливень, вода; на латинском «имбер» – ливень, снег, вьюга. Опять же по-русски «морось, мороз, изморозь». Интересно, что на крито-микенском языке, родственном древнегреческому слово «o-mi-ri-jo-i» означало жрецов дождя, и записывалось идеографическими знаками, которые означали «мятный дождь». Есть в шумерском языке аналог слова «амброзия» –  «im-ba-ri», который означает «туман, мглу, тьму, дождливую погоду, сонное состояние». Однажды Гильгамеш, принц Урука сказал знаменитую фразу: «Сон как туман», или «Сити кима имбари» (sit-tu ki-ma im-ba-ri). Собственно из-за сна Гильгамеш и лишился «цветка бессмертия», ибо в это время его и украл змий. Причем сам цветок бессмертия звучит как «сим», и кроме этого имеет значение «смола, специя, аромат, духи, чеснок, лук». Тут открывается еще одна интересная ассоциативная связь, когда остро пахнущее растение «сим» связано с вечностью вводит человека в некое сноподобное состояние. Вообще глобальная этимология показывает очень глубокую генетическую связь между корнями  HVMV и HVRV, о которой мы уже с тобой говорили, когда рассматривали корень «МР». HVMV это светлый сумрак, снег, водное естество, Луна и пряное растение, а HVRV это вершины горы, выше которой ничего нет, костер и жертва. Все вместе это гора видения, гора усыренная, гора преображения, отбеленная как снег в своем сиянии. Это гора, на которой ждут и вкушают бессмертия и Луна является её костром. Возможно, на ней вкушали Луну как лепешку и запивали вином неба. Только с этой горы видно всю вселенную как на ладони.

М: – Мне мама в детстве всегда на мои просьбы отвечала: «А может тебе еще жареную Луну достать?».

В: – Вот видишь, даже твоя мама понимала, что в принципе это возможно.

М: – А как амброзия связана с дождем и грозою?

В: – Гроза это концентрация утра и вечера скомканного в первичную неразличимость, поэтому это манифестация божественного отношения. Гроза и есть птица Гаруда или же орел Зевса. Гроза древнейший вид богоявления, гроза бессмертна, а гром – вечен.

М: – А почему тогда амброзия связывается с растениями? Я вчера читала, что многие пытаются восстановить рецепт амброзии и получить ее из трав.

В: – Мы уже с тобою выяснили, что конкретный напиток это сома, в которой действительно может таиться амброзия. Это совершенно бесплодные попытки получить из земных трав амброзию только подчеркивают плоскостность современных подходов. Вот, мол, чего-нибудь такое сейчас соединим, выпьем и будем бессмертными. На самом деле амброзия в любом растении, ибо амброзия заключена в самой идее растения, как бы бессмертного. В этом смысле все растения амброзийны, особенно травы. И если уж на то пошло, то амброзия заключена все-таки в небесных травах на заумных духовных лугах.

М: – Ночь, Луна, гроза, гром, молнии, гора, дерево. Все это, так или иначе, связано с амброзией, но что тут тогда главное?

В: – Мне думается, что главное тут отношение. Отношение это выход из своей ночи, и это есть первичное подобие божественности. Ведь для того, чтобы что-то появилось кроме Бога, нужно увидеть сначала, что ничего кроме Бога нет, и захотеть, чтобы что-то стало. И не просто захотеть, а отнестись к тому, что появиться. Мы с тобою уже говорили, что тут дело не только в ночи. Тут следует добавить и другие времена суток. И дело не только в Луне или Грозе, тут следует добавить и все другие атмосферные и космические явления. На самом деле в этом хождение друг за другом Солнца и Луны над головой человека зашифрована какая-то страшная катастрофа внутри самого человека. Это катастрофа в том, что человек не может выйти из себя. Эта катастрофа в невозможности обрести амброзию.

М: – А в православной Церкви существует аналог амброзии?

В: – А ты вообще крещена?

М: – Да, и даже в воскресную школу ходила.

В: – Давай про это и поговорим в следующий раз.

 

Беседа шестая, христианская

В: – Ну что, дорогая моя. Как ты сама думаешь, тема амброзии представлена в христианстве вообще и в православии в частности?

М: – Если честно, то я ничего не нашла.

В: – А если исходить из всего контекста наших бесед? Какие-нибудь общие ассоциации есть?

М: – У меня почему-то соединились две картинки, как циклоп закрывает вход в пещеру, чтобы не сбежал Одиссей, и как Ангел отваливает камень, когда воскрес Христос.

В: – Вот это да. Даже я эти два момента не связывал. Причем обрати внимание, Ангел отвалил камень не для Христа, а для Его учеников и мироносиц, что бы те убедились в Его воскресении. Христос воскрес через другие врата, предназначенные не для людей. Хорошо, что ты начала эту беседу с пещеры, потому что именно пещера, как ничто иное является тем общим символом на фоне, которого мы можем сравнивать различные традиции. Напоминаю, что и родился Христос в пещере. И пришли к нему для поклонения персидские маги или волхвы, фактически почитатели «амертаты»; а может это были индуистские йоги почитатели «амриты». В любом случае они нашли то, что искали.

М: – А кто-нибудь сравнивал пещеру рождества Христова и какую-нибудь философскую пещеру?

В: – Конечно же. Был такой византийский богослов и святитель Григорий Нисский, так вот в проповеди на Рождество Христово он сказал фразу, которая стала крылатой и ее активно писали и на различных трапезных блюдах. Звучит она так: «Господи, помоги, созерцая грот, увидеть в пещерном мраке звезду Твою». Так святитель показал символическую параллель между Рождеством Христовым и нимфам как «душам, идущим в мир становления», строя образ и по преемственности, и на оппозиции.

Еще в своем толковании на библейскую книгу «Песнь Песней», он пишет в пятой беседе: «Происходит совершенное озарение светом, когда седящим во тьме и сени является Свет истинный, по растворении с естеством нашим. Рассеявшая всякое подобное тени представление, так что нет более потребности в освещении, когда сам истинный свет евангельскими лучами просвещает все внутреннее».

Можно сказать, что Ветхий Завет подобен костру в пещере, а вот с истинным светом благого Солнца  происходит совершенно другая история, в корне отличающаяся от языческой, а именно, само Солнце, умалившись, проникло в пещеру и возсияло там настолько, насколько мог вместить жаждущий увидеть Его. Более того, Оно готово соединиться с человеком, чтобы преобразить его естество и сделать подобным Свету вне пещеры. В этом ключе, если само Солнце возсияло в пещере, то и пещера становится полноценным космосом, а не узилищем.

М: – А в чем тут принципиальное отличие?

В: – Принципиальное отличие в том, что для язычника пещера это темница, образ материального заключения и выход из нее был подобен выходу из заключения. При этом факт индивидуального существования был связан с бытием внутри пещеры, фактически с иллюзией и при покидании пещеры эта индивидуальность очевидным образом исчезала, в чем не только не видели ничего плохого, но считали это за целью. Зевс тоже родился в пещере, но он прятался там  от прожорливого отца, Христос же родился в пещере по послушанию Отцу, ради находившихся в ней. Поэтому в христианском же аспекте тема пещеры более сложна. В отрицательном аспекте пещера есть грех, узилище страсти, преисподняя, ад, откуда Христос собирается вывести узников, но в положительном аспекте задача Христа преобразовать пещеру в Храм, алтарь, освятить ее и сделать удобной для приобщения к Богу. Говоря по-другому, само Солнце пришло в пещеру, вместе с горой. Вместо бликов перед сидящими в оковах появилась сама реальность, причем в той степени, в какой они могут вместить. Здесь проявляется известный парадокс христианства, что ад и есть божественная любовь, только не принятая неверующими в Нее. Не даром в православной иконографии в алтаре изображали воскресение не как выход из пещеры, а как схождение во ад. Значит, алтарь это и есть бывший ад, потому как ада больше нет, но есть только божественная любовь. Отсюда происходит и еще одно важное следствие. Раз спасение может произойти внутри пещеры, то появляется возможность не расставаться со своей личной индивидуальностью. Сама пещера становится космосом, причем твоим космосом, в котором ты лично не растворяясь обретаешь связь с Богом. Был такой известный византийский богослов преподобный Максим Исповедник, так вот он оставил целое учение о «космической литургии», то есть о движении светил, как богослужение, ради причащению Богу. Говоря по-другому, никто нам не мешает видеть в Рождестве Христовом появление амброзии среди людей.

М: – Но тогда получается, что пещера может быть важнее космоса?

В: – Несомненно, так. Только не сама пещера, ставшая алтарем важнее космоса, а эта пещера становится символом и семенем будущего нового космоса.

М: – Но кто-нибудь из богословов или святых употреблял в этой связи само слово «амброзия»? Это ведь важно.

В: – Конечно. Во-первых, с подательницей амброзии связывали Богородицу. Вот, например, стихира в четверг вечером Светлой седмицы. Послушай. Она на церковнославянском языке, но думаю, смысл ты уловишь. «Песньми чудными вернии, небесный облак воспоим, каплю небесную Живодавца Христа, на землю нетленно одождившую, живу скачущую, и источающую безсмертная: воду божественную, амвросию, нектара, никогдаже по питии истлевающа, жажду же тающую души отгоняюща. От негоже пиющим разумно, токи божественныя предлагаются от умнаго чрева, точаща всем благодать независтную». Более того, Богородицу сравнивали с пчелой, собирающую плоть Христа подобную меду.

М: – Да, примерно понятно. Богородица это облако, из которого появилась амброзия и нектар. И между ними, почему то не делается различия.

В: – Различие между амброзией и нектаром важно для философов. Если двигаться в этой символике, то во Христе живая и мертвая вода соединились, и Он первенец не только в жизни, но и в смерти. По большому счету до Христа никто истинно и не умирал, как впрочем, и не рождался. И этот образ облака, источающего амброзию, применяется и в иконографической символике, где Богородицу или Ее плат стараются изображать испещренными бисеринками амброзии. Как, например, на иконе «Невеста Неневестная», перед которой молился преподобный Серафим Саровский.

М: – А в богословском ключе, кто-нибудь рассуждал на тему амброзии.

В: – Поскольку, в некотором роде, произошло отождествление амброзийной и причастной темы, то вся христология фактически и есть продолжение «амброзийной темы». Хотя, те богословы, которые переосмысливали платоническую и неоплатоническую традицию, не могли не обойти этой темы. Так Дионисий Ареопаги свое «Мистическое богословие» начинает со слов: «И блистающий ум ты оставил и знание сущих, Ночи ради амброзийной, которую нельзя называть». Как видишь, здесь он продолжает тему, которую хранили орфики.

М: – Я не поняла фразы, как-то очень глубоко. Оставить ум и знания ради амброзийной ночи, которую нельзя называть. Почему нельзя, ведь он ее уже назвал? И как это понять?

В: – К сожалению, перевод не передает нюансов всей картины. «Амброзийная ночь» была переведена вообще как «божественная ночь», в другом переводе видел вариант «бессмертная ночь», но это совершенно не то. Это ведь фраза не на понимание, ее открывается «мистическое богословие», то есть это введение в некую умозрительную тайну. Вот смотри, я тебе даю книжку, тут издание текстов Дионисия Ареопагита на двух языках. На одной странице оригинальный греческий, а на другой – перевод на русский язык. Хоть ты греческий и не знаешь, но следи за словами. Вот эта фраза: «Και νοον αιγληεντα λιπες και γνωσιν εοντων, Νυκτα δι αμβροσινην, την ου θεμις εξονομηναι». Первое слово «και» – вводное «и», по сути это пространственный указатель со значением «где», то есть «здесь». Затем идет «νοον», «нун» или «нус». Это даже не совсем ум в русском смысле, это весь образ мыслей человека, его мировоззрение и вся душа, вместе с ее желаниями, волей и мыслями. «Αιγληεντα» – «блистающий, сияющий», на греческой почве это слово образно связано с Эгидой, щитом Зевса с прикрепленной на нем головой горгоны Медузы, символом жуткой грозовой тучи источающей ветер, громы и молнии. Таким образом, ум не просто блестит, а сверкает молниями, которые освещают мир, и дает знания о существующем бытии. Тут имеются в виду не просто книжные знания, а именно «озарения», «инсайты», что открывают тайны этого мира. Кстати, когда Персей отрубал голову Медузы-горгоне, то душа Медузы вышла из нее в виде крылатого коня Пегаса, символа вдохновения. А поскольку Медуза была помещена на Эгиду, то очевидно, что конь и есть чистый ум, что возвысился над ужасом ума. Как тут не вспомнить индийского демона Раху, и вообще понятно, что амброзии быть не может без жертвы. Ладно, далее. «Λιπες» – не просто «оставлять», а оказываться в экстатическом состоянии, в состоянии сверхумия. Это может показаться удивительным, но, по сути, здесь описано состояние «мета-нойи» «за-умия», которое на русский язык переводят как «покаяние», хотя речь в греческом аналоге идет не совсем об осознании греха и раскаянии в нем, а именно о боговидении при возвышении над умом. «Γνωσιν» – «гносин» это знание. «Εοντων» – онтологический, сущностный. То есть оставляется ум, который не просто чего-то знает, а который познал саму суть всех вещей существующих в творении. «Νυκτα δι αμβροσινην» – «ночи ради амброзийной». Все оставляется, и поднимается выше туч ума, где ночь без Луны, где ночь тишины, где тишь глубины, где глубь высоты и высь широты. Это ночь безлуния, и тишина сверхумия, что выше слов и названий, где есть ответ Бога, не как благодать, а как именно ответ исихастской тишины. Ее нельзя получить снизу, собственными усилиями, и это не медитация, когда прислушиваются к ответу, и не молитва, когда задают вопрос, это восприятие всей полноты, и в то же время выделение из этой полноты тончайшей составляющей, что и можно назвать амброзией, именно как отрицание. Причем я не уверен, что тут речь идет именно о человеческом уме, может быть это и ангельский ум херувима.

М: – А что за непонятное слово вы сказали: «исихастская тишина»?

В: – Это греческое слово, которое и означает «тишину», то есть состояние, наступающее при возвышении над собственным умом. Вообще-то получилось «масло масляное», только на разных языках. Кстати к этой фразе преподобный Максим Исповедник оставил комментарий: «Неудержимым и абсолютным из себя и из всего исступлением, все оставивший и от всего освободившийся, ты безусловно будешь возведен к пресущественному сиянию божественной тьмы. И здесь он назвал совершенную непостижимость тьмою». Этим комментарием Максим Исповедник растолковал и воцерковил Дионисия Ареопагита, потому как многие смущались, почему Дионисий описывает Бога через Ночь. Однако преподобный Максим объяснил метафору «ночи» по отношению к Богу как присутствие сверхумного и сверхсветлого сияния божественной Славы, которая не вмещается человеком и воспринимается как «темнота». И это не только «светящаяся темнота», но и «звучащая тишина», что и есть «исихия».

Последователи исихазма часто употребляли такие противоречивые сравнения, так, преподобный Иоанн Лествечник в предисловии к своей книге писал: «Омочим трость слова в темновидное, но светящееся смиренномудрие и на чистых скрижалях сердца, как на бумаге, будем живописать божественные слова, или вернее, божественные семена».

М: – Но чем тогда «амброзийная ночь» Гомера отличается от «амброзийной ночи» Дионисия?

В: – У Гомера, и у орфиков, и у языческих философов «амброзия» есть некая элементарная выделенность из неразличимости безличностного Единого. Можно сказать, что это первый блеск отделенного самосознания, а можно сказать, что последний блеск перед растворением и исчезновением в ночи. Это начало и конец в их зародыше. Это появление атома отношения. Это первичное число, ведь число и есть отношение без всякого качества.

В христианстве же это именно появление отношения с Богом, начаток богообщения, встреча двух личностей. Для языческих греков амброзия это бессмертие в погашении личного внутри безличного, для христианских греков амброзия это открытие личного в божественной личностности.

М: – Но Дионисий говорит, что об «амброзийной ночи» ничего невозможно сказать и она совершенно непостижима, как же тогда возможно богообщение?

В: – Какой же ты дотошный человек? Но ты чувствуешь верно. «Божественный сумрак» Дионисия Ареопагита это таинственное восприятие Бога человеческим умом, и удивленное описание умом, того, что он испытывает, возвышаясь над собою. Христианские же аскеты и молитвенники, что себя называли «исихастами» искали не восприятие Бога, а реальное соединение с Ним в божественных энергиях во Христе, но не по сущности. Поэтому есть еще одна разница, уже между «амброзийной ночью» Ареопагита и «темновидным, но светящимся смиренномудрием» Иоанна Лествичника. Можно сказать, что амброзия она от Бога, а смиренномудрие это амброзия от людей. Человек ведь подобен Богу и смиренномудрие есть амброзия человека, когда встречаются две ночи.

М: – Я ничего не поняла.

В: – Тогда давай до завтра.

 

Беседа седьмая, ночная

М: – Объясните мне, как это встречаются две ночи. Я полночи про это думала, и мне чувствуется, что в этом есть нечто важное, но я не могу уловить. Что такое ночь в Боге примерно ясно, это то – что в Боге не ясно. Но что такое: ночь в человеке?

В: – Как там, в восемнадцатом псалме: «День дни отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает разум», то есть: «День дню передает слова, и ночь ночи открывает знание». Знание это и есть встреча двух ночей. Вот мы с тобой встретились, и мы не знаем друг друга, мы как две ночи, и только слова, как вспышки молнии на мгновенье освещают таинственный пейзаж другого. Но на самом деле речь даже не про это. Знает ли человек сам себя? Вот в чем вопрос. Мы здесь во власти апофатики, то есть в утверждении через отрицание. Ночь сама в себе и есть ночь, и мы ничего не сможем про нее сказать, потому как там ничего не видно. Но на краю ночи проступает амброзия.

М: – А между нами есть амброзия?

В: – Я думаю про это сложно говорить. Если мы друг друга никогда не забудем, ни в этой жизни, ни в будущей – то есть. Но амброзия вышла из ночи, и не стала ночью и поэтому в амброзии возможность отношений и света. Внутри ночи отношения уже нет, а вот на краю ночи – есть. Амброзия как роса на месте встречи горячего и холодного потоков воздуха. Поэтому амброзии нет ночью, и нет днем, но есть, когда они встречаются: утром и вечером. Причем не самим утром или вечером, а в момент касания, то есть глубоким утром и глубоким вечером. Амброзия это отрицание отрицания, это смерть смерти, мир между любящими и осуществление вечной семьи.

М: – А вот с этого места можно поподробнее, про семью и бессмертие? Почему у меня не получаются отношения с юношами?

В: – Потому что нет амброзии. Семья это возможность отношений, возможность единства, но семья это возможность разрыва отношений и смерти. Вспомни, что отношения Адама и Евы привели к потере бессмертия. Семья и скрепляется амброзией. Символически это выражается в детях, как бы продолжение материала в условную вечность. Но сама по себе семья скрывает в себе тайну возможности отношения между человеком и Богом. Но люди не могут встретиться даже в семье, не говоря уж о встрече с Богом, потому что не могут встретиться сами с собой. Для этого и нужна амброзийная ночь.

М: – Но я все-таки не уловила, как связаны отношения с Другим или с собою, и ночь?

В: – Очень просто. Чтобы услышать, например, голос Другого, ты должна замолчать. И еще лучше прикрыть глаза. И еще лучше перестать мыслить свои мысли. Иначе как ты воспримешь мысли Другого? И вообще ты должна умалиться, ибо чем больше будет меньше тебя, тем больше будет Другого. Если мы эту тенденцию доведем до логического конца, то чтобы в полноте появился Другой, «Я» должно уйти в ночь.

М: – И что это такое: «уход «Я» в ночь»?

В: – По сути, это познание самого себя. Вот допустим, ты решила посмотреть на свое «Я». Возникает вопрос: кто на кого смотрит? Ведь «Я» не может разделиться, иначе это будет шизофрения. Очевидно, что «Я» то, что смотрит. Но на что оно смотрит? На то место, где «Я» могло бы быть, но откуда оно ушло смотреть на себя. Это темное место, где было «Я» и есть ночь. Но и то место, откуда оно смотрит, так же ночь, ибо «Я» остается для себя невидимым, поэтому как только «Я» пытается познать себя, оно тут же уходит в ночь.

М: – Тогда «Я» не может познать себя?

В: – Почему не может? Может. Но познать себя оно может только как ночь. Но не простую ночь, а ночь, где было «Я». Отсюда самое точное определение феномена «Я». «Я» тот, кто знает, что его нет, но где «Я» могло бы быть, и эта мысль и есть начало человека. Начало человека – Ночь, но ночь чреватая отношением, эта ночь покрытая капельками дождя, как своды пещеры, покрытые росинками конденсата. Это дождливая ночь. Это и есть Ночь рождающая амброзию. И это касается не только человека, но и Бога, ведь творение и есть осознание Богом возможности Своего небытия. Потому как кроме Бога ничего не может быть. Отсюда и катастрофы отношений: уверенный в своем бытии человек обречен на смерть и пьет свой нектар жизни. Амброзия же есть жизнь и смерть свернутую в одну точку самого себя пред лицом Другого. Это первичная точка породившая вселенную.

М: – Но ведь языческие боги, тоже вкушают амброзию?

В: – В язычестве все слиплось и мы, по большому счету не можем сказать, были ли языческие боги ангелами или бесами. Языческие боги это духи, то есть просто ум, они так же тварны, как и люди. Духи или боги вообще не могут рефлексировать, ведь это целостный ум, поэтому не могут изменить своего однажды принятого решения. Если дух что решил, то это навсегда. Поэтому по отношению к своему «Я» у богов нет ночи, а есть только две позиции: свет, если «Я» духа выбирает Бога или тьма, если не выбирает Его. Светлые духи питаются амброзией от Бога, а темные – от человека. Поэтому и ангелы, и бесы питаются амброзией, только из разных источников.

М: – Так я не поняла, разве и человек может источать амброзию?

В: – А почему бы и нет? Ведь человек богоподобен. Другое дело, что он потерял это богоподобие, а значит и бессмертие, а значит и амброзийные свойства, и духи тьмы высасывают из него, как паразиты, последние капли.

М: – И что, это свойство источать амброзию можно вернуть?

В: – Ну, во-первых, амброзия уже возвращена в лице Господа нашего Иисуса Христа, вернее Он стал воплощенной амброзией. А, во вторых, Он воипостазировал человеческую природу, что и значит, приобщил ее к амброзии и через это люди и получили возможность обладает амброзией.

М: – Как понять «воипостазировал»?

В: – Это значит принял в Свою божественную личность человеческую природу, так сказать обличил ее. Обрати внимание, что в этом слове скрывается двойной смысл: с одной стороны, дал лицо; а с другой стороны, открыл недостатки. Открытие недостатков, и начало смиренномудрия, и без этого не обрести лица. И это открытие возможности богообщения. Но поскольку человеческая природа фактически есть один большой недостаток, то только на края бытия, на границе и возможно общение. Тайна границы в том и состоит, что она общая для тех, кого она разделяет, и именно граница открывает возможность общения, как тишина. Бог и человек может встретиться только в тишине, когда человек слушает Бога, а Бог слушает человека, и та общая тишина, что объединяет их и есть Христос. И эта тайна становится основанием христианских таинств. Это тайна как раз и связана с личностным началом, эта та тайна, что превышает грозу ума, и эта тайна подобна амброзийной ночи. Видение амброзийной ночи полно несокрушимой надеждой в то, что существует жизнь превышающая жизнь. Это некое ожидание таинственного амброзийного дождя, ибо человек с надеждой ждет амброзийного дождя именно из внутренних небес. Дождь это не амброзия, ибо амброзия раньше дождя. Дождь же и есть душа. Человек живет, пока летит капля с небес на землю, а как упадет, то впитывает ее земля небытия. Однако она может упасть не бесплодно, если упадет на семя и тогда появится новое растение. Туча это ум, дождь из тучи – это душа, а растение это тело, и растение это бессмертно. Амброзия и в туче, и в дожде и в растении, и без амброзии тучи рассеются, дождь прекратиться и растения засохнут под лучами Солнца Правды обличающее мир. А общение возможно только между личностями, поэтому общение не может не быть амброзийным. Кто же стяжает смиренномудрие, для того открывается амброзия, ибо сам факт отрицания не есть конец, а на самом деле есть начало. И это начало нового – капля личного. Парадокс души в том, что она безлична, но она беременна личностью. Душа это могила и пещера личности. Ибо личность это возможность быть вне себя, и душа же есть иллюзия пребывания в самом себе.

М: – Так что же, личность и душа это разные вещи?

В: Конечно разные. Личность владеет душою, но не тождественна ей. Однако душа в самомнении может блокировать личностное начало и превратиться в психику, то есть в сложную структуру взаимоопределяющих зеркал, болтающих между собою, но не общающихся. Стать Полифемом. Конфигурацию этих зеркал в их индивидуальном приложении и изучает психология, религии же они не интересны, она ищет связи с личностью и возвращение ее первенства над душою. Как только личность восстановит свое царское положение, тут же человек возвращает себе амброзийные свойства, то есть бессмертие, то есть богообщение. Пока этого нет Богу и общаться-то не с кем. Общение возможно только со смиренномудрым. Это королева всех добродетелей, переживаемая человеком в самом себе как светящаяся ночь.

М: – Я уже не первый раз слышу это слово: смиренномудрие, но так и не уяснила, как смиренномудрие связано с амброзией? И чем смирение отличается от смиренномудрия?

В: – Смирение это отношение ко внешнему. В принципе оно относительно, то есть перед одними обстоятельствами стоит смиряться, а перед другими не стоит. А вот смиренномудрие это отношение к самому себе, и оно абсолютно. И именно от смиренномудрия порождается адекватное смирение христиан, которое ничего общего не имеет с равнодушием или пассивностью. Смиренномудрие же есть реальное видение своего внутренней небытийности. В мягкой форме это ощущение ничтожества. Еще в более мягкой нищеты или немощи. Но все это касается не поступков, а именно собственной сути. Это видение в себе ночи. В мифологической терминологии это открытие в себе нектара, той сущностной сладости жизни, за которой ничего нет. Интересный парадокс языческой философии в том, что философ, открывая в себе нектар, отрыгал его, стараясь умственно развоплотиться, но он отвергал и амброзию, ибо не собирался становиться богом, но хотел растворения в Едином. Христианин же не отвергает нектар, то есть признает свое небытийное основание, но и приобщается к амброзии, то есть воистину становится богом.

М: – И это стало возможно только через Христа?

В: – Несомненно. Христос есть воплощенное смиренномудрие. Вот как про это писал знаменитый христианский богослов Иссак Сирин: «Смиренномудрие есть риза Божества. В него облеклось вочеловечившееся Слово, и чрез него беседовало с нами в теле нашем, прикрыв доблесть величия Своего и славу Свою сим смиренномудрием, чтобы тварь не была попалена воззрением на Него. Тварь не могла бы взирать на Него, если бы не восприял Он части от нея, и таким образом стал беседовать с нею. Поэтому всякий, кто облекается в сию ризу смирения, облекается в Самого Христа; потому что в то подобие, в каком видим был твари Своей и пожил с нею Христос, и он пожелал облечься по внутреннему своему человеку». Поэтому без Христа не было бы смиренномудрия и не было бы возможности богообщения, ибо оно возможно только во Христе.

М: – Вы знаете, наверно уже достаточно. Чего-то я перегрузилась. Нужно еще как-то это осмыслить, чтобы собрать в доклад. Его ведь еще и защищать придется. Большое вам спасибо. Я пойду.

В: – Уже совсем стемнело, Луна взошла, пойдем, я провожу тебя.

 

Послесловие

На следующий день Мария занесла мне распечатку наших диалогов, но оставаться не стала и сразу ушла. Через некоторое время мне позвонила ее ответственная родственница и долго кричала. Оказалось, что доклад принят не был, его заставили переделывать. Насколько я понял, комиссия преподавательниц был возмущена самим подходом, когда мифологическому понятию пытаются приписать какую-то непонятную реальность, поскольку так легко докатиться и до религиозного мракобесия в стенах научного заведения. Короче Марии запретили со мной видеться, и я с тех пор ее больше не видел.