Живые камни

Все как обычно: одно событие тянет за собой другое по принципу падающего домино. Обстоятельства сплетаются друг с другом в такой узел, из которого не знаешь, как и выпутываться. Все ведь было так прекрасно расписано на бумаге, и вот теперь «Трэкол», вездеход с огромными надувными колесами, что должен был безопасно и комфортно доставить нас с детьми на место предполагаемого лагеря, стоит перекореженный на краю Медвежьего бора, а из пробитого колеса торчит здоровенный сук. Из машины высыпали беззаботные дети, но у взрослых тревога нарастает, мало того, что быстро наступает темнота и начинает накрапывать холодный дождь, место, в котором мы застряли низкое, болотистое и совсем не пригодное для палаток. Хорошо, что рядом протока и можно попробовать добраться до высокого места по воде. Быстро снимаем с лафета прицепленную позади машины моторную лодку, и тащим к воде. Ставим мотор, что лежал на дне лодки прикрытый брезентом, и пытаемся его завести, мотор чихает и не заводится. Обнаружить в таких сумерках причину поломки нет никакой возможности, может, его растрясло по дороге, а может, еще что, кто знает. Становится все темнее и мокрее. Принимается решение ставить палатки прямо здесь, чтобы укрыться от непогоды. Однако палатки не спасают от сырости, поскольку место низкое, вокруг кочки, и у палаток, мгновенно намокают днища. Становится все холоднее. Кто думал, что в конце июня будет хлестать ледяной осенний дождь. Дров вокруг нет, да и разжечь огонь под таким дождем почти невозможно. Дети, чтобы не замерзнуть забиваются в теплую обездвиженную машину, и в таком положении переживается ночь.

Утро не приносит облегчения, все те же плотные тучи и холодный мерзкий дождь. Кажется, что природа не довольна вторжением не прошеных гостей и хочет выгнать их со своей территории. Ситуация пока безвыходная: вернуться невозможно, оставаться на месте нельзя, двигаться далее не на чем, мобильные телефоны в этой глуши бесполезны. Палатки и все вещи промокли и уже не спасают от холода и сырости. Как раз, когда казалось взрослых и детей охватит отчаяние, заревел исправленный лодочный мотор, который под проливным дождем отремонтировал наш проводник, все устремляются к лодке. Проводник говорит, что на «Белый яр», куда планировалось изначально попасть, ехать смысла нет, все промокли и замерзли, а там хотя место хорошее для отдыха, но там нет никакого жилья. Неподалеку отсюда находится небольшой «Бубновый бор», где должна быть ветхая охотничья землянка, правда видел он ее в далеком детстве. Охотники туда стараются не ходить, место пользуется дурной славой: там находилась «спецзона» НКВД в тридцатые годы, куда, загнали и сгубили целую деревню. Говорят один сердобольный мужик в этом районе большую гору костей там насобирал и захоронил.

Взрослые решают отправить на разведку двоих в этот «бубновый бор» вместе с проводником искать обещанную землянку.

Лодка, окутанная сизым дымом, ревет и срывается с места, лавируя по извилистой лесной протоке, огибая коряги и упавшие в воду деревья. И действительно, вскоре показывается грива с мрачным, темным, дремучим лесом, которому до полноты картины не хватает только шамана с бубном. Лодка какое-то время крутится вдоль берега, пока проводник не указывает на еле заметную тропинку, ведущую от берега в лес. Лодка причаливает, и разведчики мимо огромных сосен и густого подлеска двигаются по заросшей тропке, пока не выходят к лесной землянке. Ее сразу-то и не заметишь, виднеется поросший мхом холм, и если бы не тропинка и не присутствие рядом навеса, вполне можно пройти мимо. Дверь нараспашку, на двери видна полустертая меловая надпись. С трудом читаем: «Левый угол протекает, в правом углу муравьи, печка дымит», – становится даже легче от такой заботы. В землянке грязно, полутемно, на замусоренном столе лежит колода карт, сверху перевернутая бубновая десятка. В углу запас сухих дров, продукты все сгнили, как впрочем, и лежавшие на полатях матрацы.

Меня оставляют в землянке топить печь, а лодка уезжает за ребятами. Одному жутковато, бор действительно давит на психику. Растапливаю печь, которая и вправду поддымливает, и, выкидывая гнилые матрацы, замечаю на сосне прибитый медвежий череп с двумя перекрещенными костями, от чего становится еще более не по себе. Недалеко в кустах, или мне это только кажется, слышится возня и глухое рычание. Быстро ухожу в землянку и закрываю дверь, напряженно вслушиваясь в тишину. Наконец улавливаю шум мотора. Мрачное место наполняется детскими восторженными голосами. Приехали все, кроме шофера «Трэкола», который, оказывается, уже заклеил колесо и через неделю вернется обратно, чтобы забрать нас.

Закипает работа: все подметается, сушатся вещи, варится обед. Становится заметно веселее, а главное, прекращается дождь, и мальчиков отправляют собирать дрова.

Во время сбора сушняка, кто-то справа между деревьев замечает дыбом стоящие бревна и зовет всех туда. Прибежав видим неожиданную картину: вывернутые бревна в два обхвата толщиной, и торцы обрезанного бруствера с еще более толстыми лесинами. Постепенно до сознания доходит, что стоим перед входом в циклопическую землянку, у которой обвалилась крыша, вместе с растущими на ней соснами. За всем хаосом навороченных бревен угадывается своеобразный ангар высотой метров семь и длиной метров пятьдесят, причем на опорных столбах видны следы проводки, выключателей, изоляторов. Пара секций сохранилась полностью, но перекрытия сильно прогнили и все оставшееся может рухнуть в любой момент. В сумрачном дождливом лесу, эти поросшие мхом развалины недавнего прошлого оставляют неизгладимое впечатление. Все гадают о назначении этого бункера, приходят к выводу, что, скорее всего, заключенные здесь ремонтировали лесоповальную технику, хотя кто знает. Оглядываясь, замечаем следы и других конструкций: блокпостов, землянок охраны и иных сооружений, уже оплывших и поросших лесом. Стены бункера двойные и за ними угадываются другие помещения, крыша которых так же просела и видны многочисленные провалы, но попасть туда, возможностей нет. Кто-то предполагает, что «бубновый лес», назван по зэкам, на спину которым пришивали яркий прямоугольник – «буби», чтобы легче было попадать в десятку. Лес вокруг бункера седой, припорошенный светло серым мхом.

Решаем поподробнее обследовать это место попозже и, возвращаясь в лагерь, отчетливо слышим недалеко от себя медвежий рык. Вообще медвежьих следов много, но все храбрятся. По совету егерей мы взяли с собой целый мешок пустых консервных банок, чтобы обвязать ими весь лагерь, говорят это самое эффективное средство от вторжения незваного гостя, он зверь чуткий и таинственное бряканье останавливает его, однако привязать их еще не успели. По совету все тех же егерей набрали с собой гранат-петард, которые, теперь, заслышав рык, тут же пустили в ход. По тайге раздается канонада, как на новый год, рык прекращается и слышен треск сучьев. Все празднуют победу. «Что получил в «бубен»?» – кричат смелые путешественники вслед медведю, – «повесим второй череп у избушки». И тут же на ходу пугаем себя рассказами, что нельзя убегать от медведя, иначе он бросится в погоню; нельзя и идти на него, или пугать, иначе он будет защищаться; можно только уходить в сторону под углом. Еще – не уверен, лучше не стреляй в медведя, если его ранишь, то он по запаху запомнит тебя, и будет преследовать всю жизнь не только тебя, но и всех твоих родственников и не успокоится, пока всех не съест. Это, уже совсем невероятное представление, сильно впечатляет, и дальше группа движется молча. Медвежий череп встречает идущих спокойным взглядом пустых глазниц и кажется, что он тихонько принюхивается к проходящим мимо него.

Наконец-то помолившись, садимся трапезничать под навесом на открытом воздухе, как говориться, «нет, худа без добра», холодный дождь разогнал комаров, этот таежный бич, и мы вкушаем еду в полном комфорте.

Дети спрашивают проводника, почему землянка имеет такой странный вид. Тот объясняет: что землянка у местного народа, селькупов называлась «карама», что можно перевести как «нижний дом». Что у местных народов существовал культ землянок и при всех равных возможностях при постройке жилища, селькупы всегда выбирали землянку. Этот культ можно проследить по всей Западной Сибири, не даром так живучи глухие предания о подземных городах легендарных сихиртя или многочисленные легенды о подземном Томске. Землянка – подражание берлоге медведя, как культовому животному сибирской тайги, но на самом деле все коренится глубже. По представлениям местных народов, изначально земля была плоской и ровной, но случилась битва между светлыми богатырями и жуткими чудовищами, из-за чего и появилась пересеченная местность, причем любая низина – могила чудовища, а любой бугор – могила богатыря. Поэтому возвышенность – память о предке-герое, и не просто память, а место обитания его духа. Само небо есть возвышенность, и мы живем внутри нее, как в небесной землянке. Сделать землянку, значит, уподобится богатырю, и продолжить дело благоустроения мира и уничтожения вредоносных существ. В этом месте как раз и была страшная битва добра со злом, веры с неверием и эта землянка – памятник и хранитель духа всех павших в этой борьбе. Дети пооткрывали рты и хором изъявляют желание тоже построить землянку.

Решаем заняться этим на Белом яру, место здесь действительно не очень уютное и оставаться тут на ночь не хочется, тем более присутствие под боком раздраженного медведя не вдохновляет.
Дождь совсем перестал, выглянуло солнышко, можно собираться в Белый яр, благо, что все обсохли, сытые и бодрые. Прибираем избушку, оставляем запас дров, продуктов и движемся к лодке, которая в два рейса доставляет нас на новое место.

Здесь совсем другая атмосфера: вместо мрачных мшистых сосен, веселые мягкие кедры и изумрудные березки. Место такое светлое, даже и без солнца, а когда оно выглядывает, появляется необыкновенная атмосфера сказки. Заливаются птицы, тогда как в бубновом лесу стояла гнетущая тишина. Вещи вытащены, палатки поставлены, и путешественники садятся на бережок, рассматривая виднеющиеся вдали мрачные контуры бубнового бора. Кажется, что все мы прибыли с того света, вроде и рядом, но там совершенно иной мир, иной дух, страшный и опасный. Любили же энкавэдэшники такие места, как будто под них специально созданные. А на Белом яру совсем другое дело: здесь теплый, тихий, легкий и мягкий дух, и разговоры тут льются соответствующие.

Но наш лагерь неожиданно разделился, половина взрослых и детей рвутся обратно, им не нравилось спокойствие Белого яра, им хочется обратно под сень сладкой жути Бубнового бора.