Спецпереселение
(аналитическая реконструкция)
По прошествии почти ста лет, окидывая мысленным взором способы, масштабы и результаты «большевистского эксперимента» над Россией, поневоле берет оторопь от невероятной изощренности, продуманности и грандиозности проведенных мероприятий. Причем, именно теперь, когда сама идеология выродилась и уходит в небытие открывается ее внутренняя взаимообусловленность, когда казалось бы случайные элементы вдруг выстраиваются в некую жуткую логику. Действительно большевики перевернули каждый камушек, заглянули в каждую нору, так что не спрятался никто.
Очевидно, что Россия была «православным проектом», со своей причиной, целями и задачей, многоэшелонированной защитой как физической, так и идеологической, и для новых хозяев было ясно, что невозможно удержать власть, не сломав именно православную идеологию.
Первый этап был самый простой и понятный: террор, физическое уничтожение носителей православного духа, священство. К 1917 году в России было около 150.000 священников, а к 1940 году только по официальным данным было расстреляно 300.000 священников: все те, кто были и все те, кого поставили на место убывших. Расстрельных приговоров на простых верующих приближалось к 600.000 и уничтожено около миллиона человек активных носителей православной идеологии. Но это только по документам, и это только вершина айсберга.
Здесь надо сразу отметить особенность спецпереселенцев среди других видов репрессированных.
Спецпереселенцы или «лишенцы», как их называли в Сибири, проходили особой статьей в замыслах ЧК – НКВД. Формально это были вольные люди, направляемые на какую-либо стройку, но с запретом покидать место строительства. Стройки, поднимаемые спецпереселенцами, тоже были не простыми, и должны были отвечать двум требованиям: удаленностью и труднодоступностью. Считалось, что этим убивалось «два зайца»: резко уменьшалась вероятность побега, враждебные советской власти слои населения изолировались, а также включались в оборот новые народно-хозяйственные территории, которые должны были приносить материальную выгоду. При этом остается вопрос: все-таки большевики хотели перевоспитать этих «врагов народа» или уничтожить? Официально, по бумагам, речь шла о перевоспитании, а реально – об уничтожении.
Странное дело, но спецпереселенцы, считающиеся формально свободными, кроме свободы передвижения, в то же время находились в условиях намного худших, чем на зонах. Ведь как карательные органы с мощной ГУЛАГовской системой лагерей, так и хозяйственные органы проявляли определенную заботу о тех, кого охраняли, или эксплуатировали, но спецпереселенцы оказались в разрыве этих двух организаций. Аспекты высылки: удаленность и труднодоступность, шли в противоречие с реальными хозяйственными планами, которые требовали как раз обратного, да и сама хозяйственная деятельность вступала в противоречие с высокой смертностью из-за нещадной эксплуатации. Дело в том, что все, кто проходил по линии НКВД, были соответственно оформлены и зачислены на довольствие, свободные трудящиеся получали зарплату на своих предприятиях, спецпереселенцы же должны были давать продукцию, при этом обслуживать и себя, и еще кормить собственных охранников. Притом, что их рабочий день не был нормированным, однако не должен был быть менее 10 часов в сутки, ни зарплаты, ни довольствия спецпереселенцам не полагалась.
Основным заказчиком на «лишенцев» в Сибири считался Сиблестрест, но реально он выступал только как указатель всех труднодоступных и необжитых мест таежной Сибири, которые должны были освоить бывшие кулаки. Действительно, внешне все выглядело красиво: зажиточное, а, следовательно, независимое, трудолюбивое и религиозное крестьянство, естественный противник индустриальной политики большевиков, ссылается в лесные дебри, где оно преображает эти края, заодно перевоспитывается тяжелым трудом и является источником новых земель и трудовых ресурсов для той же индустриализации. Однако людей вывозили в глухомань, в болотистые гривы, при этом им не только не выдавался хоть какой-нибудь строительный инвентарь, но часто отбирали и тот, что был, или вообще высаживали на безлесный остров и ждали, пока все не перемрут. Никакой документации по спецпереселенцам не велось, но именно они, а не заключенные ГУЛАГа являлись самыми массово репрессированными, личных материалов по ним почти никаких и, соответственно, они никем не были реабилитированы.
Обычно такое странное положение дел со спецпереселенцами объясняют общей бесхозяйственностью и хаосом первых лет после гражданской войны, но в действительности в этом можно увидеть изощренную и утонченную логику уничтожения, направленную более на душу, чем на тело, что было весьма характерно для большевиков тех времен: формально атеистов, а реально оккультистов.
Спецорганами была специально создана некая «черная дыра», куда можно было сливать неугодный человеческий материал под благовидным предлогом освоения новых территорий. Наказывали трудом тех, кто как раз умел и хотел трудиться, причем наказывали именно бессмысленным трудом на уничтожение. Задачей было не просто уничтожить, а перед смертью нанести сильнейшую психологическую травму, сокрушить не тело, а именно душу. Такое изощренное действие было придумано для самых крепких. В этом было что-то ритуальное – заставлять обессиленных людей рубить бесконечную просеку там, где она никому не нужна, чтобы потом бросить ее за не надобностью.
Конечно же, у «Сиблестреста» был и свой план и свои конкретные задачи, и вся грандиозная система лесодобычи в Сибири функционировала, только создается впечатление, что на первом месте стояла задача именно слома духа у враждебных соввласти слоев населения, а уже на втором – конкретная цель добычи древесины. Именно поэтому эта работа проводилась так неэффективно, с такими огромными издержками и невероятными человеческими потерями, так что в действительности выгода от древесины оказывалась несоизмеримой с теми потерями, которые стояли за ней.
Вообще-то в этом нет особенно ничего нового, так действовали деспотические государства в Междуречье против покоренных народов – с массовыми жестокостями и переселениями их в необжитые болотистые места. Не даром мавзолей ВИЛа был построен наподобие вавилонской или ассирийской ритуальной пирамиды. Несмотря на показной материализм, действия большевиков никак не укладываются в рамки представления о людях, учитывающих только экономические и социальные законы. Это скорее напоминает принесение в жертву спецпленников у подножия пирамид.
«Спец – переселенец» – что-то за этим словом скрывается еще, кроме факта физического переселения. Переселенец специально куда? Спецпереселенец из православно-крестьянского образа мышления в коммунистическо-пролетарское виденье мира. Репрессировали не кулаков, а именно носителей православного духа и отношения к труду, их помещали в такие условия, в которых селективно могло выжить только пролетарское или уголовное мышление. Спецпереселение – это лишение людей всякой духовной силы, для чего человека погружали в первобытную чувственность.
Делалось это самым простым и эффективным образом: помещали людей в дикие условия: бросали в лесу с семьями без инструмента и провианта, заставляли непосильно трудиться, короче, создавали необходимые условия для «дарвинского естественного отбора», когда сильный съест слабого, для того чтобы быстро эволюционировать до требуемого властями уровня. Естественно, что в таких условиях все моральные, нравственные и религиозные принципы подвергались мощнейшему давлению со стороны животных инстинктов. Это колоссальная и в крайней степени жесткая атака на совесть и смысл жизни, невероятная нагрузка на душу. Вне всякого сомнения, что для большинства спецпереселенцев весь этот кошмар был полной неожиданностью, и эта изощренная жестокость застала их врасплох.
Если прибегать к терминам «социальной термодинамики», коллективы мгновенно перегревались, и высокая социальная температура разрушала все моральные сдерживающие механизмы, превращая людей в опасных и хищных животных. Начинались сцены «пауки в одной банке», что «органам» было и необходимо, ибо после подобного «перегрева» прежняя информация стиралась, как надпись на расплавленном воске, и можно было записывать нечто новое.
Именно в таких условиях и максимально будится человеческая чувственность, которая в свою очередь запускает сразу тройной механизм:
1. Стремление к жестокости и жесткости;
2. Стремление к распущенности и расхлябанности;
3. Стремление к материальному, видимому и внешнему.
Тут дело в том, что чувственность сама по себе не греховна, хотя грех в основном действует через нее. Просто она должна занимать положенное ей, подчиненное воле и уму место. Грех всегда сопровождается освобождением чувств из-под начала души и духа, ее бунтом, переворотом и овладение высших по иерархии структур, что, собственно, и является движущим началом любой революции.
Сначала человеком овладевают внутренние страсти, а затем он уже идет бунтовать на улицу.
Святые отцы и подвижники образом своей жизни показали и доказали, что усмирение чувственной и страстной плоти при помощи Божьей благодати – хоть и не простая, но вполне решаемая задача. Причем таковое усмирение осуществлялось не отдельными избранными людьми, а целыми слоями населения и ставилась как национальная задача на Руси, поскольку умирение своих чувств – одно из необходимых условий спасения. Как раз такое положение дел и было нетерпимым для революционеров.
Достигли ли они своего? Если да, то только частично. С одной стороны, если до революции оплотом православного мировоззрения была именно деревня, то теперь русская деревня не православная. Кажется, что селекция человеческого материала сработала. Однако, «человеческий материал» это еще не главное в борьбе идеологий, сами того не желая, коммунисты, уничтожая верующих, на самом деле не только очищали страданиями души, но и сеяли новый урожай, который теперь и дает всходы в России. Ибо произошло массовое спецпереселение русских крестьян из земной в их небесную Отчизну.