Живые камни

Озябший розовый бутон,

К фиалке голубой приник.

И тотчас ветром пробужден,

Очнулся ландыш – и поник.

И. В. Сталин. «Утро»

Москва, как наверно любого впервые в ней оказавшегося, впечатлила и восхитила Ставра. Тут даже дышалось как-то грандиозней и торжественней, чем обычно. Он стоял на Комсомольской площади между Ярославским и Ленинградским вокзалом, смотрел на снующий народ с чемоданами и баулами, и не знал куда идти. Стояла пасмурная погода восемнадцатого августа, вечерело, вокзальный термометр показывал пятнадцать градусов тепла.

Ставр достал бумажку и в который раз посмотрел адрес, куда ему нужно было ехать: «Катехизаторские курсы. Поселок Главмосстроя, улица Нижние Мневники 14, квартира 1». Ему почему-то представлялись белокаменные палаты какого-нибудь старинного особняка с колоннами.

Ставр покрутил головой и стал спрашивать у прохожих, как проехать по данному адресу, но в ответ он встречал только пожатие плечами. Одна женщина испугано и быстро проговорила, что ездить туда опасно, чем чрезвычайно удивила Ставра. Только какой-то мужик в трико с вытянутыми коленями и пачкой масла в сетке, заблестел глазами и радостно закивал головой:

– Как же, знаем, знаем. Сейчас спускаешься в метро, едешь до «Лубянки», переходишь на «Кузнецкий мост», и доезжаешь до станции «Октябрьское поле». Там выходишь к остановке 243 автобуса, и едешь на нем до конечной: «поселок Главмосстроя». От остановки немного проходишь прямо, поворачиваешь за угол и возле речки винно-водочный магазин, единственный в округе. Вот тебе и «перестройка». И кому это «сухой закон» понадобился, только моя бабка и рада.

Старик потух глазами, вздохнул, махнул рукой и побрел дальше.

Ставр попытался войти в метро через красивый вестибюль между вокзалами, но так и не смог преодолеть встречный людской поток. Наконец он догадался пройти в подземный переход, в котором его поразили лежащие огромные облезлые собаки неизвестной породы, что лениво разглядывали людей, спешащих мимо их морд. Вскоре он оказался среди колонн станции Комсомольской Сокольничной линии.

В метро заблудиться уже было трудно, везде светились указатели, объявляли остановки и безо всяких приключений Ставр очутился на невзрачной бело-серой станции «Октябрьское поле». Он нашел по указателям остановку 243 автобуса, жалко было только, что на станции не было эскалатора, поскольку Ставр хотел потренироваться сходить с него плавно без спотыканья.

Наверху заметно повечерело. Автобуса Ставр ждал около часа, и когда к остановке подошло квадратное красно-белое транспортное средство с табличкой за передним стеклом: «№243 пос. Главмосстроя – ул. Расплетина», на улице совсем засмурнело.

В автобусе Ставр оказался совершенно один. Он прошел вперед к кассе с прозрачным верхом, кинул в прорезь десять копеек и открутил билет. Дальше можно не беспокоиться – конечную остановку не проедешь.

Вглядываясь в бесчисленные огни многоэтажных домов, Ставр не переставал удивляться грандиозности и размаху столицы.

Смотреть на улицу мешал зажженный свет в салоне, и Ставр усевшись на переднее кресло и поставив на колени дорожную сумку, прикрыв глаза, предался размышлениям. Изменения последних не то что лет, а месяцев были настолько стремительны, что Ставру иногда становилось не по себе от скорости событий. Буквально за полгода он потерял работу, крестился и оказался пономарем в православном Храме. Их батюшке один «заезжий» с восторгом рассказал о катехизаторских курсах в Москве.

Священник созвонился по данному «заезжим» телефону и там подтвердили открытие месячных курсов, сообщив их адрес и стоимость. На эти-то курсы и решил отправить священник Ставра, что бы впоследствии он взял на себя воскресную школу при их Храме. Деньги на дорогу и учебу собрали всем приходом, и вот он из Томска прибыл в столицу нашей Родины.

Предаваясь размышлениям об этих невероятных для него вещах, Ставр вроде бы вздремнул. Проснулся он от резкой остановки машины. Двери открылись, и Ставр услышал голос водителя в салоне:

– Парень, выходи, – хрипел динамик, – я ради тебя вечером в Мневники не поеду, мне в парк.

Ставр подбежал к окошку водителя:

– А куда идти-то? – С волнением спросил он.

– Ты, чего, первый раз здесь? – Усатый водила с сомнением посмотрел на Ставра. – Совсем больной. Я туда на автобусе боюсь ехать, а ты пешком собрался. Это же московская Припять, там одни мутанты бродят.

– У меня тут на бумажке написано. – Ставр стал показывать водиле адрес. – Там катехизаторские курсы открылись.

– Теперь понятно,… тогда тебе парень точно туда. – Ставр заметил, что рука водителя скользнула вниз и в руке блеснула гладенькая монтировка. – Вот по дорожке налево иди, тут с километр будет, не заблудишься.

Ставр вышел из автобуса, и он чуть-чуть постоял и поехал, оставив его одного на развилке. У Ставра была одна странность, иногда в его голове сами собой складывались четверостишья, он их никогда не записывал, но прислушивался. Вот и теперь окружающая атмосфера сгустилась в строчки:

Автобус чуть-чуть постоял и уехал,

Остались одни лишь мечты,

Остались смотреть, как во мраке померкнут,

Последней надежды огни.

Ставр тряхнул головой и пошел по неосвещенной дороге. За его спиной потухал занавес бархатного заката, который еще хоть как-то освещал окружающие декорации: темнеющие кусты, какие-то горы мусора и разбитые гаражи. Ставра охватило беспокойство, это менее всего походило на представляемую им Москву, которая сияла огнями совершенно в других местах. Куда он приехал, и куда его заманивают? С собой у него не было никакого оружия, даже палки в такой темноте он не смог отыскать.

Впрочем, деваться было не куда, и он побрел вперед, пока впереди не показалось светлое пятно. Ставр поспешил туда, но узрел лишь одинокий фонарь, освещающий погнутые железные ворота, обозначающие въезд к остовам заброшенных гаражей. Впрочем, порадоваться свету Ставру так и не дали, поскольку совершенно неожиданно дорогу ему перегородила стая собак всех мастей и пород. Ставр замер на месте – не двигались и собаки. Кого тут только не было, от дога, до бульдога. Впереди стаи, явно выдавая в себе лидера, стояла шотландская колли с длиной лоснящейся шерстью и узкой благородной мордой, как бы в противовес этой облезлой и тупорылой банде за ее хвостом. Стая не двигалась, но Ставр видел, как все собаки напряжены, словно ожидая приказа к атаке.

Ставру почему-то вспомнился сериал «Лесси», что он когда-то смотрел по телевизору, про великолепную шотландскую овчарку, что спасала и помогала людям. Такая прекрасная собака не может быть злой. Ставр посмотрел прямо в глаза внимательно смотревшей на него овчарке и улыбнулся ей как хорошей знакомой. Овчарка вдруг слабо вильнула хвостом и ушла в сторону, за ней мгновенно бросилась стая и через секунду дорога осталась совершенно пустой. Вокруг стало снова тихо и темно, вечерний ветерок обдувал Ставра. Ставр оглянулся, отодрал от сгнившей рамы на обочине шпингалет и, зажав его в руке, двинулся дальше.

Почему опять во тьме земля?

Я люблю уснувшие поля.

Небо, ветер, волю и леса,

И овчарок добрые глаза.

Вскоре из сумрака выросли громадины каменных домов. Несмотря на двух и трех этажность они во тьме казались гигантскими. В основном окна построек темнели пустыми глазницами, но кое-где из них слабо лился свет от свечек или иных подобных светильников. Вокруг домов никого не было. Пройдя вдоль них, Ставр оказался на берегу Москвы-реки. Он вернулся обратно и стал всматриваться в еле видневшиеся номера на стенах.

Четырнадцатый дом вскоре нашелся. Ставр дернул ручку первого подъезда, но он она не поддавалась, хотя в окнах первого этажа светился свет. Оставаться в таком страшном месте ночью на улице Ставру совершенно не хотелось, и он стал барабанить то в дверь, то в окна.

– Я свой! Откройте! Господи помилуй! – Кричал Ставр.

Наконец за дверью послышалось какое-то движение, и осторожный голос спросил:

– Кто там? Чего надо?

– Я свой. Из Томска. Меня пригласили на катехизаторские курсы, у меня бумажка с адресом есть.

– Сейчас. Подожди.

Опять воцарилась тишина, и через несколько минут за дверью что-то зашуршало, и она открылась. Ставр не успел опомниться, как его затащили внутрь и при свете керосиновой лампы снова заложили за ручки подъездных дверей железный шкворень. Вокруг Ставра стояло двое молодых бородачей, один из которых был вооружен ножкой от стула, другой держал лампу.

– Я свой, православный. Меня Ставр зовут. Из Сибири я.

Лепетал он, кротко протягивая бумажку с адресом, которую долго рассматривал парень с лампой, будто какой-нибудь мандат.

– Вроде свой. – Неуверенно заключил он. – Ладно, символ веры спрашивать не будем. Ты прости, что так тебя встретили. Опасно тут, зря ты приехал, курсы отменили. Повезло тебе, мы тут задержались на пару деньков, такие же, как ты – приезжие.

Здоровый парень с ножкой от стула повел Ставра в одну из квартир, где насторожено сидело двое девушек. На столе стояла кой-какая провизия, освященная электрическим фонарем, подвешенным за шнур отсутствующей лампочки.

– Знакомьтесь, это Ставр из Томска. – Пояснил бородач, кладя ножку стула на подоконник. – Меня Андрей зовут, я тут вроде бы как за старшего остался. Это вот жена моя – Елена. Мы с Урала. Михаил, что с фонарем, у нас из Ленинграда. Ева местная, из Москвы. Садись, покушай, чего Бог послал.

Круг фонарика освещал только стол и Ставр разглядел лишь, что Андрей оказался рыхлым здоровяком, а Михаил щуплым интеллигентом. Елена выглядела по-учительски строго, а Ева по-ученически скромно.

– Как-то я по-другому это представлял. Сюда даже автобус не пошел, пешком пришлось идти. Думал, раз Москва, то катехизаторские курсы в каком-нибудь белоколонном зале. – Пробормотал Ставр, оглядывая оборванные обои на стенах и кладя шпингалет на подоконник рядом с ножкой стула.

– Мы тоже по-другому это представляли. Тут всякие накладки обнаружились. Кругом ведь бардак и хаос. Курсы зарегистрировали, и администрация место для них здесь выделила, как в насмешку.

Преподаватели сюда ехать отказались. Сейчас новое помещения ищут или новых учителей, но в любом случае курсы на зиму переносятся. Нас трое только и задержалось на праздники, а Ева за компанию осталась, запасы вот последние подъедаем. – Объяснил Михаил.

– Что ж это за место такое? – Не унимался Ставр.

– Здесь «Хорошевскую ГЭС» построили и «карамышевский канал» прорыли, в итоге остров получился, два моста соорудили и поселок построили. Элитным местом считалось, природа кругом и до Кремля километров десять, не больше. Но поселок уже год как расселили, одни говорят, из-за болота фундаменты повело, а другие, что из-за радиоактивной помойки поблизости. – На правах москвички объяснила Ева.

– Тут все дома алкоголиками и бомжами заселены, единственный винно-водочный на всем юго-западе Москвы. Мы этот подъезд с боем отбили, благо, что места вокруг много и на нас не сильно обиделись. Теперь оборону держим, у нас же девчонки. Городок бомжей. Им тут хорошо, днем металл ищут и сдают, а вечером алкоголем затариваются. – Пояснил Андрей.

И на винно-водочный закат,

Мой народ наверно обречен,

И хотя ни в чем не виноват,

Виноват выходит кое в чем.

– Это-то ладно, как ты только через помойку-то прошел. – Включился в разговор Михаил, что по-прежнему стоял с лампой. – Там же стаи диких собак рыщут, по одному там вечером никто не ходит, они же на людей нападают. У них с бомжами тут кормовая петля. Бомжи собак едет, а собаки бомжей.

Ставра передернуло, и он подавился «завтраком туриста» что ел из консервной банки.

– Вы такой смелый. – Пододвинулась к Ставру Ева.

– Андрей, командуй всем спать, у нас распорядок. – Вдруг приказала Елена. – Правило, мы уже прочитали. Миша, покажи гостю его комнату. Завтра утром на праздничную службу вставать.

Андрей вздохнул, все переглянулись, но послушались. Вскоре остался только Михаил с лампой. Подождав, пока Ставр насытится, повел его за собой, и они вышли на лестничную площадку первого этажа.

– Пойдем твою комнату покажу. В принципе все три этажа этого подъезда наши, и ты можешь в любую квартиру пойти, но лучше держаться вместе, и потом мы сюда всю целую мебель стащили. В квартире, где ты ел – наша трапезная и комната отдыха. В этой квартире Андрей с Еленой живут. Их старшими оставили, вот и строят из себя начальников. Рядом Ева почивает, классная девушка, если бы не курсы, я бы за ней приударил. В этой квартире я живу, она двухкомнатная, так что одна комната, самая удобная, как раз пустая. Завтра подъем часов в семь утра, пока «то, да сё», а в восемь выходим, чтобы к девяти в Храме быть.

– А в какой Храм пойдем? – Спросил Ставр.

– В «Митрофана Воронежского», год назад как вернули. К отцу Дмитрию Смирнову.

– Не знаю такого.

– Ух, сильный батюшка. Прошлый раз пришли в храм, а он полон женщин. Отец Дмитрий вышел на проповедь, окинул всех и спрашивает: «Вы зачем свиньи в храм пришли? Ведь только свиньи пожирают своих детей». И ушел. Это он про аборты так. Там такое бабье рыдание поднялось, как будто снова вифлеемских младенцев перебили. М-да. Вот твоя комната, на тебе фонарик.

Ставр заглянул в открытую дверь его комнаты и посветил фонариком. Форточка отсутствовала и была забита подушкой, стоял стол, стул и железная кровать накрытая одеялом.

– Спать лучше одетым, все же не май месяц. Одеяло и наволочка чистые. Туалет, как ни странно работает, но воды нет, там ведро стоит с водою из реки. Тараканов и крыс нету – ушли. Ну, давай, спокойной ночи, завтра рано вставать.

Михаил подал руку для рукопожатия. Ставр пожал ее, и ему стало не по себе. Он поднял руку Михаила и осветил ее фонариком. Ладонь Михаила была покрыта волосами. Ставр вздрогнул.

– Не обращай внимания. – Хохотнул Михаил. – Это в десятом классе на производственной практике токарный станок выключил и решил шпиндель руками затормозить, вот мне шкуру с ладоней и сняло. В больнице кожу с ноги вырезали и на ладони пришили, все отлично вышло, только когда подрастать стал, у меня ноги волосами покрылись, а заодно и ладони.

Ставр понимающе закивал, и с облегчением закрыл за Михаилом дверь. Не много ли за один вечер впечатлений? Но в этот момент дверь заскрипела, и в комнату вошел черный кот. Ставр, уже было расслабившийся, топнул ногой и посветил фонариком прямо в глаза коту, рассчитывая, что резкий свет напугает его. К его изумлению, кот никак не отреагировал на свет, просто глаз у кота не было, он сидел посреди комнаты и из пустых глазниц сочились слезы.

Ставр перекрестил кота, все стены, пол, потолок и лег в кровать, тревожно прислушиваясь и засыпая. Проснулся он ночью, почувствовав в комнате чье-то присутствие. Ставр повернулся и в лунном свете увидел чернеющую девичью фигуру. Ставр захрипел от ужаса, поскольку ему показалось, что это фигура кота с вытекшими глазами.

Фигура же приложила палец к губам, давая знак Ставру не волноваться и села на край кровати.

– Это я – Ева. – Прошептала она. – Ты не подумай чего, я посижу маленько и уйду. Мне тут страшно… и весело, а теперь вот еще и скучно. Андрей от своей Елены не отстает, а Миша – клоун, чуть что, своими волосатыми ладонями пугает. А что ты, правда, из Томска? А там холодно? А как ты к православию пришел? А ты любишь «завтрак туриста»? А бомжей и алкоголиков любишь? А у тебя девушка есть? А кошка есть? – Она взяла из темноты незрячую кошку на руки и стала гладить. – У нее видимо здесь хозяева жили. Глухая и слепая, жуть какая-то. Каждое утро уходит, а каждую ночь в эту комнату возвращается и плачет. Поэтому эту комнату Миша, гостям и оставил, чтобы не скучали одни.

Ставр не успевал вставить в этот поток речи ни слова.

– Знаешь что? – Ева опустила кошку на пол и перешла совсем на шепот. – А пойдем купаться? Я давным-давно мечтала. Ночная Москва-река, собаки-людоеды, кругом невменяемые алкоголики бродят, на тебя натыкаются, а не видят. Пойдем?

– Не, купаться мне чего-то не охота. – Поежился Ставр.

– Тогда пойдем просто у речки посидим, восход встретим, он тут такой прекрасный, будет что вспомнить, а то завтра тут уже никого не будет, все разъедутся, а мне домой возвращаться.

Увлекаемый стремлением Евы, а не собственным желанием, Ставр поднялся с кровати.

– Идем тихо, тут все скрипит и молись про себя.- Заговорила Ева в ухо Ставра, потом туда же хихикнула, взяла его за руку и пошла на цыпочках к двери.

Действительно скрипело всё, от половиц, до дверей, но вроде бы никто не проснулся от скрипа.

Вот что-то мелькнуло, чуть скрипнула дверь,

Тревожно поднялся, ощерившись, зверь.

Растеряны стражи, не тронут засов,

А в темную башню пробралась любовь.

Возле подъездной двери Ставр совсем засомневался в этой авантюре.

– Мы же дверь откроем и оставим беззащитно спящих людей. – Встревожился он.

– Да трусы они все, – махнула пренебрежительно рукой Ева, – никому мы тут сто лет ни нужны, денег у нас нет, выпивки тоже, я тут уже со многими бомжами познакомилась. Нормальные все мужики, жизнь их просто так закрутила. А наши не понимают их, еще и надмеваются. У нас же катехизаторские курсы, я им и говорю, чего вы запираетесь, идите и катехизируйте алкоголиков, а они бояться. А ты вот смелый, ночью один через помойку прошел, я бы не смогла.

Ева выдернула из подъездных ручек железный шкворень, и они вышли на свежий воздух. На улице стояла предутренняя прохлада и легкий туман, небо уже чуть посветлело, где-то раздавались пьяные крики и ржач, но достаточно далеко. Москва-река находилась от дома метрах в двадцати, от воды шло тепло, на другом берегу расцветала нежно розовая, еще почти не различимая зарница.

– Как красиво, – восхитилась Ева и, хихикнув села на лавочку, сделанную из двух чурбаков и доски. – Садись. А как из Сибири Москва смотрится?

– Ты знаешь, что-то величественное, неприступное и грандиозное. Я вот ехал сюда на поезде и в меня не вмещались все наши пространства. Это что-то особенное. Как Москва управляется с этими просторами, какая нужна для этого великая жертвенность?

Ева поморщилась и фыркнула:

– А по мне так Москва не жертвенная, а хапужная, тщедушная и все под себя гребет. Она этакая больная неприличной болезнью помещица. Я даже не знаю, уважаю я ее, сочувствую или брезгую. Мневники, то же ведь Москва, ты не заметил? Мне Москва надоела, и родители надоели, а церковь что-то свеженькое. У меня даже папа говорит, что «церковь это тенденция», а это в его речах многое значит. А зачем ты приехал на эти курсы?

– Батюшка послал. И потом все так быстро закрутилось, у меня в голове полная каша. Кто такой Бог? Почему в России революция была? Как вообще социальные законы и Промысел Бога уживаются? Наш батюшка так говорит: «Ленин ведь абсолютно прав, если бы Бога не было». Вот и мне хочется разобраться, все в голове по полочкам разложить.

– Ой, а меня тошнит от этого. Меня отец хочет в институт международных отношений запихать.

Далее их разговор сполз на более обыденные темы и увлеченные им, они не услышали шаги и пропустили тот момент, как позади них появились две темные фигуры.

Это кто же к нам идет, по ступенькам старым?

Это кто же к нам идет поступью корявой?

Это кто же к нам идет на исходе лета?

Это тот, кто нам вернет красные билеты.

Ставр и Ева от неожиданности вскочили.

– Попались, молодые люди. – Раздался голос из утреннего сумрака.

– Папа? – Удивилась Ева. – Что ты тут делаешь? Как ты меня нашел?

– Мне это не трудно, потом поговорим. Поехали домой Ева, немедленно.

Говорил крепко сбитый мужчина, а рядом с ним стоял и молчал медведеобразный громила.

– Да не хочу я домой и не поеду никуда, ты меня знаешь. Завтра вечерком появлюсь, что за спешка?

– Дочка ты не понимаешь, становится очень опасно и у меня мало времени, там за домами машина.

Сейчас не тот случай, чтобы капризничать, поверь мне.

Ее отец сделал движение к дочери и протянул к ней руку.

– Не подходи, а то убегу. – Остановила его Ева и, наклонившись к Ставру, быстро прошептала ему на ухо: — Прикинься руководителем курсов, скажи ему, что я тут нужна, главное, что бы он сейчас отстал, не хочу я домой.

Ставр прокашлялся и солидно сказал:

– Уважаемый родитель, у нас завтра большой церковный праздник, и ваша дочь делает важный доклад о Преображенье, и я, как руководитель курсов, прошу оставить ее здесь, а вечером, я обещаю, она вернется домой.

– Вечером может быть уже будет поздно. А можно с вами – «руководитель», на минуточку отойти в сторону. – Продолжил солидный «папа».

– Не ходи с ним. – Вдруг забеспокоилась Ева. – Он тебя вербовать начнет. Не слушай его, он опасный человек.

Но Ставр пожал плечами и подошел к Евиному отцу, который взял парня за локоток и завел за спину так и не шелохнувшегося громилы.

– Ты давно знаком с моей дочерью? – Спросил он.

– Если чистого времени, то минут двадцать пять. – Зачем-то сказал правду Ставр.

– Прекрасно, я так и думал. Ты видишь этого человека, за чьей спиной мы прячемся? Так вот, он способен противостоять отряду вооруженных людей. Кроме того, посмотри, что есть у меня. – Папа отодвинул полу пиджака и Ставр в свете разгорающейся зари увидел рукоятку пистолета в кобуре под мышкой. – Но, тем не менее, посмотри на мои руки.

Отец протянул свои руки и Ставр увидел, что их потряхивает.

– Это непроизвольный тремор. – Продолжил отец. – И его контролирую, но его причина – страх, ибо ставки очень высоки. Это может быть последнее мирное утро России. Ты любишь Родину? Ты веришь в Бога?

– Причем тут это? – Ставр попытался ответить уверенно, но ему стал передаваться какой-то ужас, исходящий от этого человека.

– Ты понимаешь, коммунисты хотели взять всю власть себе, и они ревновали к власти Бога и чтобы удержать власть у себя, им и потребовались чекисты. Сегодня ночью возвращается власть Бога. Это страшно, сынок, потому что никто не знает что будет, только Бог.

– И что делать? – Спросил придавленный и оробевший Ставр.

– Правильный вопрос, иди, скажи дочке, что все доклады отменяются, сидите здесь тихо и молитесь, чтобы все обошлось, потому что завтра может начаться гражданская война. Если все обойдется, и если ты понравился моей дочери, и если понравишься мне, то считай, что вытащил счастливый билет, мы услуг не забываем. Но бойся идти против нас, потому как тогда за твою голову никто не даст и цены головы куренка. Всегда смотри на тенденции, а не на факты. Теперь понятно?

Ставр согласно кивнул. В голосе этого седовласого господина было столько мощи, уверенности и скрытой угрозы, что у Ставра самого затряслись ручки. Он повесил голову и побрел к девушке.

Я не спал, а приснилась Церковь.

Я кричал, а пришел покой.

Надо мною родная окрестность,

Где под холмиком – домик мой.

Ева же быстро взглянув на подходящего Ставра, схватила его за руку и увлекая в прибрежные заросли крикнула:

– Беги за мной, я тут все лазейки знаю.

Ставр бросился за Евой, стараясь, чтобы ее спина не исчезла в утреннем тумане. Ставр бежал и с ужасом слышал, как кто-то ломится за ним через кусты, приближаясь все ближе и ближе. В это время Ева оказалась у железного забора и юрко пролезла между погнутыми прутьями, за ней последовал и Ставр. Быстро оглянувшись, он увидел, как громила пытается двумя руками расширить узкий для него проход.

Далее они нырнули в разбитый подъезд, выскочили через окно первого этажа, бежали через помойку, какие-то пустыри, пока не оказались у разбитых теплиц.

– Все, садись. – Приказала Ева. – Тут они уже нас не найдут.

– У тебя что отец, гэбэшник? – Отдышавшись, спросил Ставр.

– Угу. – Просто ответила Ева. – Генерал-майор.

– Чего? Вот я влип. – Ставр схватился за голову и сполз по каркасу теплицы, усевшись на разбитые стекла.

– Да ты не бойся. Пасет меня как маленькую, чего я ему девочка что ли?

– Он говорил мне про какую-то опасность, которая сейчас всем угрожает. У него даже руки тряслись. Говорил, чтобы мы ни куда не ходили. – Осторожно сказал Ставр.

– Да слушай ты его больше. Я его вообще не слушаю. Последний месяц каждый день пьет, вот руки и трясутся. Еще убийцу этого притащил, все на меня пялится. Надоел. Сейчас передохнем и пойдем огородами к шоссе, там поймаем попутку или автобус и до метро, а оттуда в «Митрофана Воронежского», там с нашими и встретимся. А эти пусть ищут. Вставай, пойдем, а то дороги все перекроют, а нас в розыск объявят.

Они пошли вдоль перебитых теплиц в спасительный туман, который впрочем, уже разгоняло, встающее за их спинами солнце. Ставр совсем приуныл, все еще ощущая на своих плечах тяжелое дыхание чекистского ликвидатора. Чтобы как-то отвлечься запел преображенский тропарь: «Преобразился еси на горе, Христе Боже, показавый учеником Твоим славу Твою, якоже можаху…».

Когда они осторожно вышли на шоссе, уже почти совсем рассвело, туман испарился, и открылись московские просторы.

Мой новый свет, моя печаль,

Моя любовь уходит вдаль,

Моя любовь блеснет вдали,

Где дол, и свет, и даль – мои.

К их обоюдному удивлению дорога оказалась совершенно пустынной.

– Странно, – удивилась девушка, – обычно в это время уже полно машин, а теперь ни одной. Может и правда из-за нас движение перекрыли? Мой отец на самом деле такое может устроить.

Ставру стало совсем не по себе. Он прислушался.

– Ты ничего не слышишь? – Испугано спросил он. – Стреляют что ли?

Действительно, показалось, что где-то вдали раздалось несколько ухающих звуков канонады и прострекотали пулеметные очереди. Затем вроде стрельба прекратилась, но в тоже время появился другой нарастающий и не понятный гул. И вскоре к их великому удивлению из-за поворота показалась большая колонна танков и бронетранспортеров, что на большой скорости стала грохотать мимо них.

– Если на учения, то стволы зачехлены были бы. Видишь значки – это кантемировская танковая дивизия, мы у них с папой месяц назад были. Ой, что же теперь делать? Это они стреляли. Я домой хочу, к папе. – Вдруг запричитала Ева. – Зачем я с тобой связалась?

Она отвернулась и заплакала, затем вдруг радостно пискнув: “Ой, папа идет”, побежала куда-то, радостно крича: “Папа, я здесь, здесь я!”.

Ставр же, заворожено смотрел на проходящую мимо технику. Его жизнь вдруг стала такой маленькой, что рождение и смерть собрались в одну точку. И Россия стала такой небольшой, что уместилась под его подошвами. Все что он знал и хотел узнать, вдруг закачалось и рухнуло как гнилой дом и внутри стало спокойно и ясно, будто все уложилось по полочкам.

– Господи, благодарю тебя за катехизаторские курсы. – Сказал он тихо, перекрестился и поклонился грохочущим мимо танкам.

Солнце. Дорога. Допрос.

Танки. Засада. Христос.

Утро. Россия. Москва.

И на земле – небеса.

 

Комментарии к данной записи закрыты.