Живые камни

(Батальная сцена) 

Стояла нестерпимая жара, от слонов невыносимо воняло, что еще более усугубляло их устрашающее воздействие на римскую конницу, поскольку кони даже не от вида слонов, а от ощущения их мерзкого запаха, впадали в панику. Однако свою задачу – сходу пробить римский строй – персидским слонам так и не удалось. Слоны потеряли свой пыл, поскольку воинам головного, самого огромного животного по кличке Мэхэ, не повезло. Лучника в башне, что качалась на спине огромного животного, еще в самом начале атаки срезала римская  стрела. Вообще стенки слоновой башни пробить ни стрелой, ни копьем невозможно, она сбита из крепких кедровых досок, обшита слоновьей же кожей и между зубцами, доходившими до плеч двух воинов, еще и висели бронзовые щиты. Да и так просто попасть трудно, поскольку при движении башня постоянно раскачивалась вправо-влево, верх-вниз. Тем более что воины в башне были еще и защищены кольчугами и шлемами с металлическими наличниками. Но так бывает, шальная стрела вонзилась прямо подмышку, когда лучник Симбад натягивал свое оружие. Второй воин, по имени Ардаш, был копейщиком. В его задачу входило длиннющим копьем – сариссой, защищать практически беззащитного махаута, по имени Хорвэш, управляющего животным. Впрочем, махаут на слоне Мэхэ чувствовал себя в относительно большей безопасности, поскольку их слон был намного крупнее других, погонщик сидел выше, и в качестве отличия главного слона, кроме лобовой брони, на его темени высился металлический веер в виде раковины, из-за которой выглядывала только увенчанная шлемом голова махаута. Из-за отсутствие стрелка, чьей задачей было разряжать передний строй римлян, Мэхэ и потерял свою пробивную силу, ибо уже наученные опытом, римляне спешились и отвели беспокоящихся коней вглубь строя, а римская пехота подалась назад, встречая ужасных бронированных чудовищ частоколом копий и стрел.  Слону пришлось остановиться и отвлечься на ликвидацию отдельных человеческих индивидов.

Слоны, в отличие от лошадей, не бросаются сломя голову в атаку, а всегда оценивают обстановку, и при любой заминке, быстро прекращают атаковать и уходят в оборону. Поэтому вслед за Мэхэ остановились и все остальные восемь животных, что надвигались на римскую колонну с фланга. За слонами застопорилась и персидская бронированная конница, которая должна была расширить брешь пробитую слонами. Не даром изобретатель шахмат сделал “слона” достаточно слабой фигурой ходящей вкось, ибо слон в бою капризен и привередлив.

Тем не менее махаут Хорвэш, смог топчущегося на месте Мэхэ ввести в боевое состояние духа, что индийцы называли «муст». Только Хорвэш умел его вызывать без применения всяческих допингов, зная особые места за ушами слона, тогда как другие погонщики изощрялись в этом искусстве кто как мог, без стабильного результата. Ведь проблема была не в том, чтобы слон взбесился и как бы опьянел, а в том, чтобы это случилось во время боя. Вот и сейчас Мэхэ вошел в неистовство, поднялся на задние лапы, так что Ардаш чуть не выронил свое долгое копье и ему пришлось хвататься за край башни. Слон же двинулся вперед, поддевая людей своими бивнями в бронзовых наконечниках, хватая хоботом и раскидывая их в разные стороны. Одного легионера Мэхэ, как бы играющее закинул себе за спину, так что несчастный описав дугу в воздухе сверху упал прямо в башню уже на мертвого Симбада. Ардаш тревожно оглянулся, но римлянин лежал тихо и не подавал признаков жизни, копейщик же никак не мог отвлечься, тем более вряд ли тяжеленного воина в доспехах он мог бы поднять на высоту собственного роста, чтобы выбросить наружу.

В этот момент в римском войске пошло какое-то движение. Из центра когорты послышалась анапестическая музыка, в такт которой легионеры стали потрясать щитами и резко вскрикивать. Ардаш сверху хорошо видел, как солдаты врага вытряхивали из мешков свиней и, удерживая их, поливали нефтью.

– Хорвэш, готовся. – Крикнул он погонщику сверху. – Румеи что-то замышляют.

Хорвэш взял удобней свое стрекало, которым он почти не пользовался, ибо управлял слоном только движениями ног, ударяя большими пальцами по внутренней стороне ушей, и приготовился в случае паники животного мгновенно перерезать острым серпом спинной мозг, где затылок морщинистого великана переходил в шею. Сделать он это должен был без малейшего промедления, ибо испугавшийся слон из друга превращался во врага, сметающего все на своем пути, уже не разбирая ни своих, ни чужих.

Передний ряд римлян расступился, и несколько факелов одновременно подожгли бока свиней, и десятки копий укололи животных. Обезумевшие свиньи, горя и дико визжа, ломанулись вперед прямо под ноги топчущихся слонов и заметались среди передних рядов персов.

К счастью для Мэхэ, атака свиней пошла не по центру, а куда-то вправо и великан только подался вбок. Там же, куда врезались горящие свиньи, началось нечто невообразимое. Ревущие слоны подались назад, ржущие кони тяжелой персидской кавалерии перестали слушаться седоков, орущие ослы нагруженные оружием кинулись под крепкие ноги встающих на дыбы лошадей, и все это постоянно перемешивали факелы рассыпавшихся по всему войску кипящих свиней. Началась давка, что только усиливало панику. Римское войско, не нарушая строя, под равномерный ритм ударов мечей об щиты двигалось навстречу этому хаосу. Трое из восьми нападающих слонов были убиты махаутами, и вся масса персидского войска стала пятиться назад.

Центр и левый фланг отступил достаточно организованно, правый фланг смог отступить только когда смогли перебить всех визжащих свиньей. Впрочем, отступили и римляне. Теперь бои продолжались только  в авангарде и арьергарде римской колонны, но и там дела шли у персов не слишком успешно.

Отошедшее же на расстояние полета стрелы персидское войско стало приводить свои ряды в порядок для новой атаки. Харвэш стал успокаивать возбужденного слона и отвел его под небольшую тень от нависающей скалы.

Полуденный зной становился просто нестерпимым и Ардаш снял с себя шлем, наплечную кольчугу и стал наблюдать с высоты за развивающимися событиями.

Ведь сначала все вроде бы шло по плану. Римское войско под предводительством императора Юлиана хитростью было заманено в бесплодное ущелье, и когда оно измученное долгим походом вышло на плато долины Маранга, ее и встретило все персидское войско шаха Шапура Второго, что незаметно следовало параллельно римлянам. Шах хотел поразить впечатление римлян, и приказал всем до блеска начистить доспехи, так что стоящее войско блистало как солнце на земле. Однако нужно отдать должное римлянам, они не стали рассматривать эту показуху и мгновенно бросились в атаку, от чего персы даже растерялись и римский авангард стал теснить передовые полки наследников парфян. Тогда часть огромного войска персов ударило в арьергард римской колонны, где почти не было конницы, и тащились вместе с пехотинцами обозы. Но и тут большого успеха добиться не удалось, поскольку перевернутые обозы создали препятствие для коней.

В этот момент и ударили в левый бок войска шапуровские слоны, но и здесь легионеры теперь отбили атаку. Впрочем, положение их было незавидное. Уставшие от марша по пустыне и растянутые в длинную колонну они встретились с отдохнувшим и превышающим их по численности противником, защищающим свою землю от агрессора. Теперь римлянам оставалось только спешно стягивать колонну, насколько это им позволяла местность и расправлять боевые знамена с солнечным ликом и девизом, что придумал император Юлиан для его армии: «Sol Invictus» – «Непобедимое солнце».

– Симбад погиб.– Перегнувшись через край башенки, сказал Ардаш махауту. – Что бы он сейчас сказал по этому поводу?

Харвэш перестал гладить и успокаивать зверя, немного подумал и ответил:

– «Румейская огненная свинья» это знак «взбесившегося солнца», она паникует сама и заражает паникой всех окружающих. Хоть яростного огня в румеях и много, но они не имеет правильной веры и нужного культа для его управления. Нет у них ни единой веры, ни единой цели.

Ардаш уперся в песок окровавленным копьем, и радостно закивав головой, даже засмеялся:

– Неплохо. Или так: «свиньи» это огонь воли, а «слон» это сила мудрости. Мудрость персидской Луны накрыла ярость румейского Солнца, и наступила ночь, в котором открылась неисчислимая как звезды армия шаха с луною Мэхэ во главе. Ведь «Мэхэ» и значит «сын Луны». Солнце погасло и сейчас ночь окутает проклятых румеев.

Теперь засмеялся Хорвэш, расправляя свои роскошные черные усы и похлопывая слона по загривку.

– «Свинья» по восточному зодиаку соответствует «Слону» по зодиаку персидскому, что соответствуют «Рыбам» по зодиаку западному. Поэтому, что «свинья», что «слон», это две дерущиеся рыбы. Поэтому зодиак нашей битвы это «Солнце в Рыбах» когда видимый идеал скрывается за горизонтом и открывается идеал невидимый. – Послышался персидский голос за спиной копейщика.

Ардаш вздрогнул, у него сначала похолодела спина, но потом он радостно оглянулся, ожидая увидеть ожившего Симбада, но увидел стоявшего римлянина, перед которым Ардаш был совершенно безоружным, ибо доспехи он снял, а достигающее до земли копье невозможно применить в схватке в таком тесном объеме. Однако Ардаш поборол в себе страх, тем более, что римлянин не делал никаких агрессивных движений.

– Откуда ты знаешь персидский язык? – Выдавил из себя копейщик.

– У меня мама парфянка. – Ответил римлянин. – Она еще многому чему научила меня, кроме языка.

– Ты зороастриец, митраист? – Спросил снова перс.

– Нет, христианин. – Ответил римлянин.

– С кем ты разговариваешь? Неужели Симбад ожил? – Наконец услышав их речь, Хорвэш встал на ноги на загривке слона, и, увидев через край башни римлянина, мгновенно замахнулся тяжелым стрекалом. Римлянин же в ответ осторожно отстегнул боевой пояс с коротким мечом и подал его Ардашу.

– Я уже не враг парфянам. – Сказал римлянин. – Вся армия против этой глупой войны, что затеял Юлиан. Его ненавидят все, и христиане, и эллины.

Ардаш воткнул длинное копье в песок, за которое держался и, нацепив на себя римский пояс, почувствовал себя увереннее на правах полного хозяина.

– Как зовут тебя? – Спросил он.

– Меркурий. – Ответил воин.

– Меркурий – возница Солнца и планета покровитель нашего любимого шахиншаха Шапура. Ты принесешь нам удачу. Мы видели твою нисходящую орбиту. – Проговорил Ардаш и заржал.

– Это хорошо, что ты ненавидишь своего императора. – Насмешливо поддержал его расслабившийся погонщик. – Отец наш шахиншах Шапур Великий, считает, что в вашего Юлиана, как и в Искандера Руми, вселился злой дух Ахримана. Только ему не одолеть нашего четырехплечего шахиншаха, которому власть вручили Ахурамазда и Митра.

– Но скажи нам, румей. – Перебил его копейщик. – Почему на ваших знаменах изображен лик Митры? Мы еще с Симбадом спорили из-за этого и так и не нашли ответа.

– Юлиану очень далеко до Александра Македонского, он тщеславный болтун, считающий себя философом и верующий в суеверия. Не имея своего, он ворует знания у других и приписывает их себе. Он пошел против Христа, отвергнув свое воспитание, и поэтому христиане ненавидят его. Он пошел против своих эллинских наставников, принимая льстящие ему предзнаменования и отвергая не нравящиеся ему, и поэтому эллины ненавидят его. Он пошел против Митры, взяв его учение и изгнав его имя, поэтому воины-митраисты возненавидели его. Он пошел против вашего шаха Шапура, хотя он столько слушал его. И на знаменах он изобразил под видом Митры самого себя, и под «непобедимым солнцем» он понимает свои «непобедимые мысли», которые завели нас в это безнадежное пекло.

Персы теперь заржали оба.

– Вот какой подарок к нам закинул наш мудрый Мэхэ. А что это такое было со свиньями? Мы никогда прежде не видели такой атаки и если честно даже растерялись. Будь свиней больше, пришлось бы положить нам всех наших слонов. – Спросил его теперь Хорвэш.

– Это Юлиан начитался анекдотов Полиэна о том, как мегаряне прогнали слонов Антигона Македонского, а поскольку мы вышли к долине Маранга, то он увидел в этом созвучии знак свыше, тем более, что горящая свинья – символ «непобедимого солнца», но я и сам теперь к удивлению убедился в силе этого средства.

Хорвэш хмыкнул и спустился опять к основанию башни, чтобы успокоить начинающего волноваться слона, Ардаш же с любопытством посмотрел на противника.

– Что ты там говорил про зодиак «Солнца в Рыбах»? Ибо я учился познавать тайны движения звезд, но от неожиданности не совсем понял, что ты хотел сказать? – Продолжил разговор копейщик.

– Мать меня учила астрологии, потому что именно персидские мабады вычислили при помощи звезд пришествие Христа, но мне думается, что на самом деле это Христос привел их к себе и Он исполнил своим Евангелием всю астрологию, так что не оставил ни узнанной ни единой тайны, что прятали звезды. «Солнце в рыбах» же я понимаю не астрологически, а  евангельски.

– Уважаемый, – возразил ему Ардаш, – я из любопытства читал ваше Евангелие, хотя отец наш Шапур и не любит христиан и сердится, когда находит среди солдат книги его врагов. Однако я ни слова не нашел там об астрологии, чем был весьма опечален, ведь астрология поддерживает порядок нашего мира.

– Когда Христос исцелил гадаринского бесноватого, в котором был легион бесов, он послал их в свиней, которые ожигаемые огнем святости бросились к рыбам в море. Если бы Христос учил в Парфии, то в море бы бросилось стадо слонов. Это и означает «Солнце в Рыбах», последний и универсальный знак зодиака, когда «непобедимое солнце» человеческого честолюбия разделилось в себе, и так закатывается эра «видимого Солнца» и начинается эра христианского «солнца невидимого». Так приходит конец ненавидимому нами видимому Солнцу.

Ардаш в недоумении почесал себе затылок:

– Что-то не совсем вразумительное ты говоришь, румей, хотя действительно, будто солнце разделилось, и два народа бьются под солнечноликим сиянием Митры. Но почему ты не любишь видимое Солнце?

– Это Юлиан хотел, чтобы мы полюбили Солнце, считая, что «Троица» это «солнце богов», «солнце мыслей» и «солнце небосвода». Но мы ненавидим «солнца Юлиана», это «солнце бесов, солнце помыслов и солнце греха», что и составляет прелесть солнца видимого. Нам чужд этот мир под этим небом, и мы чаем другого, и верим в невидимое солнце Христа, которое скоро взойдет, и именно оно непобедимо. – Разгорячился Меркурий.

– Мы, зороастрийцы, считаем видимый огонь иконой единого бога Ахурамазда в нашем мире, и я мало понимаю, о каком невидимом огне говоришь ты, который противостоит нашему видимому огню?

– Этот невидимый огонь не откроется, пока видимый огонь не истребит сам себя в вечной войне. Ибо знаки зодиака это виды брани человека с самим собой в этом мире под солнцем. И только после этого наступит вечный мир. – Продолжал с жаром легионер.

– Вот, ты румей и тут, у меня в плену, продолжаешь атаковать персидские порядки. – Хмыкнул Ардаш. – Впрочем, у нас еще будет время продолжить этот любопытный разговор на досуге, поскольку еще не скоро ты увидишь свою родительницу. Ну а теперь нас уже зовут покончить с незваными гостями.

Как раз в это время резкие короткие свистки персидских командиров, призывали всех к бою. Ардаш хотел одеть шлем, но слон Мэхэ уже начал двигаться умело подгоняемый махаутом, и копейщик только успел выдернуть из песка сариссу. Башня на спине слона пошла ходуном и Ардаш махнул рукой Меркурию, что бы он садился на дно постройки. Римлянин сел, удерживаясь за стенки, и потому, как башня раскачивалась все больше, чувствовал, что слон уже бежал, что бы врезаться в римские ряды. Снаружи опять послышался рев, стон, вопли и крики, и весь остальной бранный шум. Меркурий пытался представить, что происходит за стенами его укрытия, пока неожиданно не увидел, что лицом к нему спокойно сел Ардаш, внимательно смотря на римлянина немигающим взглядом. Из его шеи торчала римская стрела.

Меркурий поднялся на ноги и осторожно выглянул из башни. Погонщик Хорвэш отсутствовал на загривке слона. Потерявший управление слон Мэхэ топтался на месте, еще только решая, что предпринять далее. Слон стоял практически посредине римской когорты, и вся битва кипела уже за его хвостом, где тяжелые персидские конники-катафракты пытались расширить пробитую слоном брешь в римской центурии. Недалеко от слона Меркурий заметил императора Юлиана, который гарцевал на коне, без доспехов и оружия, с одним только щитом в руке и что-то суетливо кричал сражающимся легионерам. Рядом с ним никого не было.

Меркурий посмотрел направо и налево, взял один из тяжелых дротиков, что лежали в башне и с силой метнул его в императора. И когда вокруг падающего с коня василевса началась суматоха, Меркурий никем не замеченный спустился на землю по роскошно расшитой попоне, свисающей с боков гиганта. Прежде чем раствориться в своем войске, Меркурий оглянулся, и увидел, как слон с перерезанными серпами сухожилиями ног, рушится на пыльный раскаленный полуденным солнцем песок.

 

Комментарии к данной записи закрыты.