Живые камни

Мне было четырнадцать лет, когда мы всей семьей поехали на каникулах в Среднюю Азию на собственной машине. Отправились вместе со своими знакомыми, у которых был сын моего возраста и маленькая сестрёнка. Мальчика звали Илья, и мы с ним быстро подружились, его сестре было десять лет, и звали ее Оленька, она была некрасивая, круглая как пузырь, вечно мешала нам, и мы никогда не брали ее с собой играть: во-первых, она была трусиха, во-вторых, – пискля. Мы с Ильей всегда старались сохранять на лице мужественную сдержанность, она же при виде любой бабочки или цветочка приходила в восторг и сюсюкала над тем, что видела. Такое поведение, по нашему обоюдному мнению, было совершенно несносно.

Ехали несколько дней, все устали сидеть сиднем в машинах, и когда расположились на берегу большого озера, то мы с Ильей тут же развернули активную деятельность. Были немедленно выструганы автоматы, и началась игра в разведчиков, заброшенных в глубокий вражеский тыл. За обедом услышали от родителей, что недалеко есть большой яблоневый сад и что сторож по мизерной цене может продать яблок.

На следующее же утро решили проверить бдительность сторожей. Сад стал военной базой, и мы должны были набрать для партизан гранат, то есть яблок. Увидев наши сборы, Оленька увязалась было за нами, но мы решительно её прогнали:

– Иди отсюда, малявка, девчонок не берем! Собирай свои цветочки, а мы на серьезное дело пошли,- сразу отрезал ей пути старший брат. Она, как водится, заныла, но мы прогнали ее, чтобы не портила нам настроение.

К нашей радости сразу нашли в заборе двигающуюся доску и без проблем пробрались внутрь сада-базы. Сад был огромным – целый лес, в нем не было видно никаких строений и мы чувствовали себя в полной безопасности. Огромные наливные яблоки манили к себе, но как только мы сделали к ним первые шаги, где-то раздался хриплый собачий лай и вскоре из-за деревьев показался седой худощавый старик, держащий нас на мушке ружья. При виде его мы с Ильей прижались к забору и автоматы выпали из наших рук. Старик, продолжая нас держать на мушке, подошел ближе и ухмыльнулся:

– Чё, приезжие? То-то я смотрю. Местные-то уже давно не лазят, Бешеного боятся. Вам ребятки крупно повезло, Бешеный сегодня на цепи сидит, а то бы он вас давно сожрал. Да и я сегодня чего-то добрый, обычно сразу стреляю.

Илья понял, что расстреливать нас пока не будут, и, решив сохранить достоинство, дерзко и с сомнением хмыкнул.

– Не веришь? А зря. – Старик взял ружье в одну руку, другой задрал рубашку. Вся его грудь синела устрашающими наколками. – Я, дружочки, двадцать лет за убийство срок мотал, да пятнадцать за побеги. Я с тюрьмы воров не люблю, их надо еще в детстве убивать, потому и приняли сюда. Сказали: «Стреляй, Петрович, сколько хочешь и в кого хочешь, ничего тебе не будет, наша власть здесь». То-то я смотрю. Ну, пойдем, я вас с Бешенным познакомлю, хоть будет вам, что вспомнить. Хэнде хох, шнэля!

Под конвоем мы двинулись вглубь сада. Ветки кругом ломились от крупных яблок, но нам их уже почему-то не хотелось. Бешенный собачий рык становился все ближе и ближе.

Вскоре за деревьями открылся небольшой домик и ворота с калиткой, перед воротами стояла внушительных размеров конура, закрытая решеткой, куда, от длинной натянутой проволоки, вела ржавая цепь. Из конуры раздавался неистовый хриплый не то лай, ни то рев.

– Вот сюда, сюда дружочки становитесь, постойте, мал-мало, то-то я посмотрю.

Старик поставил нас к самому забору, а сам, хихикнув, взял в руки длинную палку и поднял решетку, закрывающую вход в конуру. Собака, захлебываясь хрипящим рыком, вырвалась из конуры и бросилась в нашу сторону. У старика все было рассчитано до миллиметра. Собака натянула цепь и проволоку так, что ее подняло на задние лапы, а ошейник врезался в горло, до нашего носа ей не хватало совсем немного. Тут то я хорошо и рассмотрел это чудище. Его взгляд завораживал, в желтых безумных глазах плавала только неукротимая ярость и желание растерзать. Пес был невероятных размеров, помесь «бульдога с носорогом», со шкурой неопределенного цвета, которая вся свалялась, висела грязными клочьями и только подчеркивала его устрашающий вид. Из раскрытой пасти шло тяжелое прелое дыхание, разлетающиеся слюни забрызгали нам штаны. От страха я и Илья оцепенели, такой лютой ненависти я не встречал потом нигде и никогда, она смяла и раздавила нас своим бешенством. Мы с Ильей завыли в голос от страха, а у меня по ноге под штаниной потек тепленький ручеёк.

– Ну и хватит, пожалуй, – довольный старик бочком вдоль забора стал толкать нас к выходу и вывел за калитку. – А вы что думаете, я его и сам в таком состоянии боюсь, он же команд никаких не слушается, пока ему издалека вилами мясо не побросаю. Собака – золото, человек десять загрызла, не меньше. Я вам вот что скажу, детки, воровать-то не хорошо. Если вам яблочек надо, вы к калитке подойдите, позовите меня, мол, Петрович, дай яблочек, я вам сколько угодно дам, а воровать не надо. Вот возьмите.

И к нашему удивлению он протянул большой пакет полный сочных спелых яблок.

Но не успели мы, шмыгая носом, поблагодарить доброго старичка, как к воротам в клубах пыли подъехали обе родительские машины. Вперед всех выпорхнула Олечка и затараторила:

– А я пошла за вами, а я все равно пошла! А я видела, как вас поймали! А я все маме рассказала!

Пес на цепи совсем ополоумел от ярости, а Петрович засуетился:

– Я вот вашим деточкам яблочек дал. Не жалко, яблок-то много, только у Петровича попросить надо, и он много даст. Петрович воров не любит. Хотите задаром яблоки берите, у меня вон за домом мешков десять стоит – упавшие подбирал, они все хорошие, не возьмете, все равно пропадут.

Отцы, видя, что мы хоть и зареванные, но целые и с пакетом яблок – успокоились, а встревоженные матери быстро прибрали нас к рукам.

Дальше произошло нечто для всех неожиданное. Олечка, оставшись без присмотра, и увидев неистового пса, восторженно закричала:

– Ой, какая хорошенькая собачка!!! – И вдруг ринулась через калитку прямо к «церберу». Её никто не успел остановить, никто не успел сказать ни слова, как девчушка уже была возле собачьей морды. Все замерли. Но дальше произошло совершенно невероятное. Олечка обхватила собачью шею руками, потом стала трепать пса за уши, гладить по загривку, целовать в нос и трещала при этом без умолку:

– Собаченька, какая собаченька, какая красивая, какая большая, какая добрая! Собаченька, песик, песик, хорошенький! Мой песик, какой ты сильный, какой ты смелый, какой ты умный!

Я видел, как у отца Оли на лбу выступили крупные капли пота. Все боялись сделать лишнее движение и произнести хоть слово. Петрович так и застыл с открытым ртом. Все это напоминала игру: «Раз, два, три, морская фигура замри».

С Бешеным стало происходить нечто странное. Трудно подобрать слово к выражению его морды, но он просто обалдел и растерялся, у него был совершенно беспомощный вид, а из пасти больше не вылетало ни звука. Потом он вдруг заскулил, поджал хвост, лег на живот и пополз от Оленьки к себе в конуру, а там вдруг завыл.

Отец Оли бросился через калитку, схватил дочь и пулей выскочил обратно. Нервное напряжение сорвалось по-разному: кто захихикал, кто заплакал, кто заголосил.

Петрович тоже зашевелил губами:

– Да-а, дела, то-то я смотрю. А вы заезжайте, там за домом мешки с яблоками стоят, берите все.

Петрович открыл ворота, и машины подъехали почти к дому. Олечку закрыли вместе с нами в автомобиле, пока взрослые носили мешки с яблоками и высыпали их в багажник. За все это время, собака не издала ни звука, ее даже не было видно из конуры.

Оба багажника были забиты под завязку. Все были вроде довольны, хотя и под впечатлением только что пережитого. Взрослые стали благодарить старика и прощаться с ним, стоя почти у самой собачьей конуры. Все были немного смущены. Из машины был слышан разговор взрослых. Старик сетовал:

– Жалко Бешеного. Сломала его ваша дочка, в полпинка сломала. Пристрелить придется. Осторожней ей быть надо с буйством чуйств-то. Он же не знал никогда, что такое ласка, его еще щенком под железную ванну клали и молотком по ней несколько часов молотили, что бы он стал злым как дьявол. А теперь всё, он людей бояться будет, я это дело знаю…

В уголочке машины плакала Оленька. Когда взрослые садились, она вдруг выскочила из автомобиля, подбежала к старику и обняла его.

– Дедушка, миленький, не убивайте его, не надо! Я так полюбила пёсика! Мы его с собой возьмем! Мама, мама, давай с собой в город собачку возьмем!

Дед отшатнулся от Оленьки, оттолкнул её от себя. В это время пес показался из конуры и угрожающе зарычал на старика. Петрович бочком-бочком стал выходить из опасной зоны. Все притихли. Я взглянул на собаку.

Пес лег, положив голову на передние лапы, высунувшись из темного зева конуры, и его взгляд с пронзительной надеждой был устремлен на девочку…